Мой друг работает в милиции
Шрифт:
— Она добровольно вступила, а я — под страхом смерти… На суде она, наверно, наврала, что ей угрожали…
— На каком суде?
— Когда ее судили за то, что она служила у Власова.
— С чего вы взяли, что ее судили?
— Она сама мне рассказала в июле, при встрече. — Он умолк, потрясенный
— Рябова до сих пор не была судима, ей удалось скрыть свое преступное прошлое, — сказал Новиков.
Глаза Лугового налились яростной злобой.
— Гадина! — выкрикнул он, потеряв всякую власть над собой.
— Луговой! Не забывайте, где вы находитесь!
— Она сказала… Она обманула меня! Тварь!
— Что она вам сказала? Чем вы так возмущены?
— Эта тварь сказала, что ее судили за измену в сорок шестом году, что она отбыла свой семилетний срок в лагере на Колыме, что теперь ей ничего не страшно. Гадина! Тварь! Стерва! — зашелся криком Луговой.
Причину столь неистовой ярости Лугового Новиков понимал. Если бы Луговой знал, что Рябова тоже скрывает свое преступное прошлое, тогда бы она боялась его, а не он ее.
— Гадина! Гадина! — продолжал выкрикивать Луговой.
Новиков ждал, когда Луговой переборет приступ необузданной истерии. Побелев от ярости, Луговой потрясал над головой кулаками, его посиневшие губы дергались и кривились! Новиков поставил перед Луговым стакан воды.
— Выпейте!
Трясущимися руками Луговой обхватил стакан и, стуча зубами о стекло, стал пить, давясь и обливаясь водой. Сделав последний глоток, он все еще сжимал в руках граненый стакан. Наступила реакция. Он тяжело дышал, его лоб покрылся испариной, голова бессильно свесилась на грудь.
— Признаете
— Признаю, — шепотом ответил Луговой, по-прежнему не подымая головы.
— Признаете себя виновным в том, что пятого сентября тысяча девятьсот шестьдесят девятого года решили уничтожить опасного свидетеля своего преступного прошлого — Рябову Раису Ивановну, дав ей отравленную конфету?
— Признаю…
— Подпишите протокол. — Новиков придвинул к Луговому исписанный лист бумаги, и тот, не глядя, подписал его крупными, кривыми буквами…
Когда увели Лугового, Новиков откинулся на спинку кресла и неподвижно, закрыв глаза, просидел так несколько минут, потом вдруг резко выпрямился и набрал номер телефона.
— Дробов? Новиков говорит. Сообщаю: уравнение решено, неизвестных больше нет…