Мой дядя Коля: попытка реконструкции судьбы

Смагин Михаил

— То есть как унесли?

— Ночью, когда все спали. Взяли санитарные носилки, положили на них того «поросенка» и осторожненько унесли. Мы ведь привычные, знаем, как надо. Она недалеко тут, в овражке. Хорошее место, там спокойно и подорвем. Вы поглядите сами.

Девушки стояли потупившись, готовые принять бурю, которая должна была сейчас разразиться.

— Ну, знаете… — Егор Сергеевич вспомнил вчерашние занятия в штабе. Там выступал комбат, говорил о том, как много сейчас у минёров работы и как надо при этом неукоснительно выполнять все правила, особенно касающиеся безопасности. Люди к опасности привыкли, но это имеет и свою отрицательную сторону, иногда они склонны идти на излишний риск, а минёр слишком дорого платит за небрежность и ошибку, чтобы это можно было хоть в какой-то мере допускать. "Удвойте требовательность

в соблюдении всех правил работы", — настаивал командир.

Егор Сергеевич подумал о том, как примут его доклад о происшествии с бомбой. Ничего приятного ждать не приходилось, а докладывать надо было сегодня же, немедля. Это же нешуточное происшествие!

Он посмотрел на эстонца, стоявшего перед ним со своей трубкой, на ребят, копошившихся в палисадничке, на курицу, шествовавшую с цыплятами по двору, и, странное дело, у него вдруг полегчало на сердце.

— Пошли посмотрим, где ваша бомба, и будем взрывать, — проговорил он, не глядя на притихших девушек. (Конец цитирования)

Девчонкам-сапёрам в этой игре со смертью повезло остаться в живых… Николаю с товарищами-подчинёнными — нет! Вражеская бомба предательски погубила их молодые жизни. Что даёт основание утверждать: это была именно авиабомба, а не артиллерийский снаряд? — А то, что пошли они на обезвреживание втроём! Дело в том, что снаряд самого крупного калибра полевой артиллерии (в то время это был гаубичный калибр 150-мм у немцев и 152-мм у нас.) весил всего 40 кг., т. е. поднатужившись его мог поднять и один боец, а уж втроём-то и ухватиться за него было несподручно. А вот самая маленькая авиабомба ФАБ-100 весила 100 кг, т. е. ворочать её при обезвреживании и двум сапёрам было бы нелегко. Поэтому-то Николай и взял с собой двоих своих подчинённых: уже опытного, прошедшего горнило сталинградских боёв, сержанта-орденоносца Макарова И.М. и молодого бойца рядового Курленко А.А., как говориться, на подхват.

Почему же не обезвредили ту проклятую бомбу, как требовалось, подрывом? Вероятно, потому же, что и в приведённой выше повести, — в непосредственной близости от неё (бомбы) тогда находились жилые постройки хутора Титчиха. Этот хутор расположен как раз на дороге из Хворостани в Сторожевое у дубовой рощи, через которую проходит участок дороги уже от этого хутора и до самого Сторожевого (См. вырезку из топокарты на стр.79). Летом 1966 года мой отец ездил на поиски могилы брата Николая, взяв с собой и меня, тогда ещё 11-летнего мальчишку (хорошо помню, как останавливались мы запросто на ночлег у местных деревенских жителей). Все воинские могилы округи в начале 60-х годов уже были перенесены в единый воинский мемориал, созданный в селе Селявное: шла активная и многосторонняя подготовка к празднованию 20-летия Победы. Нам удалось найти хуторянина, который помнил где когда-то стоял простенький обелиск со звездой в навершие. То была опушка леса у самой дороги со стороны хутора Титчиха. (Как известно, Николая с товарищами похоронили прямо на месте их гибели.)Это место запечатлено на плохого качества фотографии, сделанной тогда, а сейчас хранящейся в семейном архиве. (Долго сомневался, но всё-таки решил пометить её здесь в уменьшенном размере.)

На обороте фото рукой отца сделана надпись:

Место гибели брата Николая 28 апреля 1943 г. в Воронежской обл., Давыдовского р-на по дороге как идти из дер. Старая Хворостань на 1-е Сторожевое. Указал Образцов Николай (по памяти) в 1966 г.

А вот так выглядит эта дорога сегодня. Вдалеке на фото виднеется хутор Титчиха, сразу за которым виднеется опушка леса.

Дорога на Титчиху со стороны Старой Хворостани (современный вид).

Обратимся теперь к последнему, третьему факту, который сообщает письмо "старших товарищей", как то: Николай был похоронен вместе со своими подчинёнными в одной могиле на месте их гибели. (В письме: "Там он погребён со своими товарищами".) Кажущийся естественным на первый взгляд этот факт вызывает несколько вопросов по существу дела. Почему погибшие были погребены на месте их гибели? И почему все трое в одной могиле? Дело в том, что даже павших на поле

боя не хоронили ("зарывали в шар земной, как будто в мавзолей…") на месте их гибели, а собирали в определённые места и хоронили в т. н. "братских могилах", если трупов было много. Причём всё это производилось не самодеятельно и самочинно, а в соответствии с имевшимися руководящими документами.

А именно: погребение останков воинов Красной Армии в период Великой Отечественной войны проводилось в соответствии с "Положением о персональном учете потерь и погребении погибшего личного состава Красной Армии в военное время", введенным в действие приказом НКО СССР от 15 марта 1941 года № 138. По этому положению команда, выделяемая командиром, занималась розыском трупов, их сбором и доставкой на место погребения. Перед погребением у погибших изымались имеющиеся документы (красноармейские книжки, партийные и комсомольские билеты — отсюда хранящиеся ныне в музеях пробитые пулями партийные документы героев), один экземпляр вкладыша солдатского медальона забирался и отправлялся в штаб части для учета, а другой должен был оставаться вместе с погибшим. Погибших должны были хоронить в могилах достаточной глубины (от поверхности почвы до погребенных не менее 1,5 метра). На насыпной холмик над могилой высотой до 0,5 метра устанавливалась пирамидка высотой 1,5 метра, сделанная из досок или камня. На пирамидке выжигался или писался номер могилы, если это была "братская могила".

Но Николай со товарищи погиб не на передовой, не на поле боя, а в глубоком тылу, где были все условия для организации их похорон советским погребальным чином. Почему же их не похоронили на кладбище села Старая Хворостань, что всего в четырёх километрах от хутора Титчиха, где и покоятся многие поколения титчихинских хуторян? Почему замполит Лезман на общем построении личного состава батальона не произнёс над их гробами пламенную речь с призывом отомстить врагам за кровь павших героев? Почему не устроили им отдельных могил с фанерною звездой на деревянном обелиске высотой 1,5 метра и табличкой с фамилией, именем-отчеством и воинским званием, как было положено и делалось не раз за войну? Догадка-ответ может быть только один — хоронить-то было по сути нечего! Взрывом разорвало-разметало тела — что смогли собрать окрест, то и погребли-зарыли в "братской могиле". (Такая особость похорон Николая и его товарищей есть ещё одно косвенное подтверждение того, что они пошли обезвреживать именно авиабомбу большой мощности.) Единственным в таких случаях «утешением» родным погибшего может быть то, что смерть Николая была мгновенной…

Когда прах лейтенанта Николая Митерёва был перенесён из малой братской могилы у хутора Титчиха в мемориальную братскую могилу, устроенную в селе Селявное-2, мне установить не удалось.

Хотя заботится о павших на войне советских гражданах Советское правительства начало почти сразу после её окончания — в начале 1946 года вышло Постановление СНК СССР № 405-1650 от 12.02.46 г. " О взятии на учёт воинских захоронений, о благоустройстве и сохранении братских могил и захоронений бойцов и командиров Красной Армии, партизан и партизанок Великой Отечественной войны", которое предписывало местным органам власти взять на учёт и благоустроить все воинские захоронения, находящиеся на подведомственных им территориях, — работа в этом направлении велась, по-простому, "ни шатко, ни валко": в первые послевоенные годы не до того было, а потом просто «забылось» из-за политических передряг во власти в начале 50-х годов.

Правда, усилия по выправлению "похоронного дела" время от времени предпринимались. Так в сентябре 1954 года заместитель Министра обороны СССР Маршал Советского Союза Василевский А.М. издал Директиву № 02/740 от 28.09.54 г., в которой отмечалось, что "проверкой состояния могил советских воинов и партизан, павших в период Великой Отечественной войны, проведенной в ряде областей, установлены факты нетерпимого, а в отдельных случаях преступного отношения к памяти советских воинов. Постановление СНК СССР от 18.02.1946 № 405-1650 о благоустройстве могил воинов Красной Армии и партизан и о надзоре за их состоянием выполняется неудовлетворительно. Многие могилы погибших солдат, сержантов и офицеров находятся в запущенном состоянии, не имеют памятников, не огорожены. До сих пор имеются братские и индивидуальные могилы, не взятые на учёт, местные власти не знают, кто похоронен в этих могилах. Контроль за благоустройством могил советских воинов не организован". Директива предписывала военным комиссарам и начальникам военных гарнизонов на подконтрольных им территориях исправить положение дел с воинскими захоронениями.