Мой эдипов комплекс
Шрифт:
Одно из двух: либо ей в самом деле больше нравится разговаривать с папой, чем со мной, либо у него над ней какая-то сверхъестественная власть, и мама просто боится сказать правду.
– Мамочка, - сказал я ей вечером, когда она укладывала меня спать, как ты думаешь, если я сильно-сильно помолюсь, бог пошлет папу обратно на войну?
Казалось, она на мгновение задумалась.
– Нет, милый, - ответила она с улыбкой.
– Скорее всего не пошлет.
– А почему, мамочка?
– Потому что война
– Но ведь бог, если захочет, может начать новую войну, а, мамочка?
– Он не захочет, мой милый. Войны идут не от бога, а от плохих людей.
– Вот оно что!
– протянул я.
Это меня немного разочаровало. Возносят бога, возносят, а ему, оказывается, не все под силу.
На следующий день я проснулся в обычное время, недовольство бурлило во мне, как шампанское в бутылке.
Я вытянул ноги и заставил их откровенно высказаться:
миссис Правая жаловалась, что ее отец долго портил ей жизнь, пока в конце концов она не сумела упрятать его в "заведение". "Заведение" я представлял себе плохо, но чувствовал - для моего отца это самое подходящее место. Потом я подставил стул и высунулся из окошка.
Рассвет еще подкрадывался, как-то виновато, словно я застал его на месте преступления. С головой, пухнувшей от всяких мыслей и планов, я добрался до соседней двери и в полутьме влез на большую кровать. С маминой стороны места не было, и я пробрался в середину между ней и папой. Я как-то упустил из виду, что он здесь, и несколько минут неподвижно сидел между ними, ломая голову:
что мне с ним делать? Он разлегся так, что занял больше половины кровати, и мне даже некуда была приткнуться.
Раза два-три я пихнул его ногой, он что-то забормотал и потянулся. Теперь места хватало, но проснулась мама и дотронулась до меня рукой. Я поудобнее устроился в теплой кровати и стал посасывать большой палец.
– Мамочка!
– промурлыкал я радостно и громко.
– Ш-ш-ш, милый, - прошептала она.
– Не буди папу!
Это была новая опасность, похоже, куда более серьезная, чем "я разговариваю с папой". Ведь я так привык каждое утро обсуждать с мамой планы на день!
– Почему?
– сурово спросил я.
– Потому что наш бедный папочка устал.
Подумаешь, причина! И вообще, что это еще за сюсюканье: "наш бедный папочка"? Я всегда был против телячьих нежностей - в них нет ни капли искренности.
– А - а, - тихо сказал я. А потом сладеньким таким тоном: - Знаешь, мамочка, куда я хочу с тобой сегодня пойти?
– Нет, милый, - вздохнула она.
– Я хочу пойти на реку и половить колюшек новым сачком, еще я хочу поиграть в догонялки, а...
– Не буди папу!
– сердито прошипела она, прикрыв мне рот рукой.
Но было уже поздно. Он проснулся. Что-то пробурчал и потянулся за спичками. Потом
– Хочешь чайку, дорогой?
– спросила мама кротким, вкрадчивым голосом, каким никогда не говорила. Можно было подумать, что она боится.
– Чайку?
– с негодованием воскликнул он.
– Да ты знаешь, который час?
– А потом я хочу пойти на старую дорогу, - громко продолжал я, боясь, что, если меня будут перебивать, я что-нибудь забуду.
– Спи, тебе говорят!
– резко оборвала меня мама.
Я захныкал. Разве можно с ними сосредоточиться?
А помешать мне высказать утренние планы - это все равно что срубить дерево на корню.
Отец ничего не сказал, только зажег трубку и затянулся, глядя во тьму, словно ни мамы, ни меня здесь не было. Да он же просто сумасшедший! Не успевал я открыть рот, как мама раздраженно шикала на меня. За что такое унижение? Где справедливость? Вообще, во всем этом было что-то зловещее. Когда раньше я ей говорил, что незачем стелить две постели, раз мы прекрасно можем спать в одной, она возражала: так, мол, полезнее для здоровья; и вот теперь этот тип, чужой дядька, спит вместе с ней, ничуть не заботясь об ее здоровье!
Отец поднялся рано, приготовил чай и принес чашку маме, но не мне.
– Мамочка!
– закричал я.
– Я тоже хочу чаю!
– Конечно, милый, - терпеливо сказала она.
– Вот, попей из маминого блюдечка.
Это было уже слишком. Кому-то придется уйти - либо отцу, либо мне. Я не х@чу пить из маминого блюдечка, я хочу, чтобы в моем доме со мной считались, обращались как с равным! Специально, чтобы позлить ее, я выпил весь чай и ничего ей не оставил. Она молча снесла и это.
Но, укладывая меня вечером спать, мама мягко сказала:
– Ларри, обещай мне, пожалуйста, одну вещь.
– Какую?
– Не приходить по утрам и не беспокоить нашего бедного папочку. Обещаешь?
Опять "наш бедный папочка"! Я уже относился с подозрением ко всему, что касалось этого невозможного человека!
– Почему?
– спросил я.
– Потому что наш папочка сильно устает и не высыпается.
– А почему он устает, мамочка?
– Ну, ты ведь знаешь, когда папа был на войне, мамочка брала денежки на почте, правда?
– У мисс Маккарти?
– Да. А теперь у мисс Маккарти денежек больше нет, и приносить нам их должен папочка. Знаешь, что случится, если он ничего не принесет?
– Не знаю, - ответил я.
– А что?
– Ты видел, как несчастная старушка стоит по пятницам у церкви и просит милостыню? Вот и нам, может, так придется. А разве нам хочется просить милостыню?
– Нет, - согласился я.
– Не хочется.
– Так ты обещаешь, что не будешь приходить по утрам и будить папу?