Мой город 5. Инвалид

Боррони Дмитрий Георгиевич

–Конечно я изменилась. – усмехнулась горько Марья. – Мое детство кончилось, – сказала она. – а будущее моей жизни так и не наступит. – она посмотрела на кресло, и на свой обрубок левой ноги, тяжело и как будто печально вздохнула, а затем сказала. – Больше я никогда не смогу ходить, и даже если мне на одну ногу поставят протез, то все равно без костылей я не обойдусь.

–Так оно так. – огласилась Лика. – Костыли понадобятся. – затем она добавила. – Но ходить все же будет можно.

В эту оптимистическую надежду ни Лика ни Марья не верили. Да и как можно было верить, если второй ноги не было вовсе,

а левая, лишь половина. Это по сути было невозможно. Ведь кто знает, что может случиться с протезом?

–Не надо обнадеживать меня. – сказала Марья. – Мы обе знаем, что ходить я больше не смогу.

Тем временем они подъехали к перекрестку. Лампа светофора только что зажглась красным светом для пешеходов. Машины взревели, и помчались по дороге навстречу своим заботам и приключением.

Марья сказала:

–Мне порой кажется, что я хочу сесть в одну из этих проезжающих мимо меня машин, и уехать далеко. Так далеко, чтоб меня никогда и ни при каких обстоятельствах ни нашли. – затем она сказала. – И этого я сделать не могу. – секунду помолчав, она сказала. – Я не могу прыгнуть. Не могу оттолкнуться от земли. Ведь я ее не чувствую.

Лика удивилась:

–Разве чтобы запрыгнуть куда-либо надо чувствовать землю? – затем она сказала. – Порой толчок для прыжка нам дает простой человеческий импульс. «Порыв души так сказать», – затем она сказала. – Для прыжка нужен лишь прорыв, и больше ничего. – затем она добавила. – Порой люди имеющие все части тело неспособны совершить хоть какой-то подвиг, а те, у которых нет каких-либо частей тело, или у кого сломан позвоночник, и они никогда уже не встанут, те могут совершить поступки. Так что каждый человек способен на многое. – заканчивала она свое рассуждение. – Вопрос в том, способен ли человек совершить этот поступок?

–Я уверенна. – сказала Марья выслушал Лику. – Вы правы. – тихо сказала она, а затем добавила. – Совершить поступок, надо смелость, и порой безрассудство. – затем она с явной долей иронией добавила. – Но не глупость. – затем она снова посмотрела на свой обрубок ноги, и сказала. – Глупость стала гарантией моей инвалидности. – горько заплакала она. – Благодаря моей глупости и беспечности я сижу в этом кресле и никогда больше не встану. – затем она утерла слезы, и для пешеходов загорелся зеленый свет светофора. А Марья горько и с отчаянном выругнулась. – Будь же проклята моя глупость и беспечность. – затем она поправилась. – Будь же проклята глупость и беспечность. – затем она сказала. – Будь же проклята человеческая глупость и беспечность.

Тем временем Лика сказала словно потребовав:

–Успокойтесь. Что было то было. «Ушедшего не вернешь». – затем она сказала. – Он, зеленый свет, можно переходить. – и задав направление она бодро сказала. – Теперь только вперед. Не оглядываясь назад. – она задала направление, и показав рукой на другую сторону дороги, добавила. – Вперед.

–Вы правы. – согласилась Марья, и приободрившись, добавила. – Вперед.

Лика взяла в свои руки ручки кресло в котором сидела Марья, и повезла его на противоположную сторону улицы.

В это самое на переходе остановилась машина. Серый седан. В нем сидела семья. Женщина, мужчина, и двадцатилетний их оболтус. Увидев девочку без ног, сидящею в кресле инвалида каждый из них о чем-то подумал.

Женщина: –

«Бедная девочка. Всю жизнь теперь не сможет познать радость жизни. Где только были ее родители, когда случилась беда. Что с ней станется? Представить сложно. А в ее жизни все было когда-то. Она могла выучиться, и стать, например врачом, адвокатом, судей. Могла бы открыть собственное дело, и жить в свое удовольствие. А теперь? Что теперь? Вся ее жизнь пройдет в этом кресле. Она прикована к нему навечно. До самой ее смерти. Я бы таких родителей, которые не следят за своими детьми. Я бы их…»

Мужчина: – «Что за черт. Разъездились здесь, проехать негде. Сидели б дома, и глазели в окно. Что им еще делать? Только и глазеть в окна».

Женщина: – «Интересно, кто-нибудь у нее есть? Неужели она одна? Ведь так нельзя, не проживешь. Вряд ли у нее кто-нибудь есть. Ведь от таких людей общество просто избавляется. Обществу такие люди попросту не нужны».

Мужчина: – «Что так долго красный свет горит? А эта, что так медленно едет. Как черепаха ползет. Вот включит светофор зеленый свет, а эта еще дорогу не переедет. И жди ее потом еще девяносто секунд. Ненавижу».

Женщина: – «Ну даже душа разрывается. Бедная девочка, одна. Одна, и нет никого кто бы помог ей».

Мужчина: – «Скорей же! Зеленый сейчас включиться, а эта, как черепаха ползет. Шевелись, Безногая. Ей бы в дом инвалидов переселиться. Пусть там живет, а здесь не разъезжает».

Оболтус: – «Клева! Расскажу пацанам, не поверят. Телку в инвалидной коляске видел. Клева».

Женщина: – «Что так долго красный свет горит? Скорей бы зеленый загорелся. Уехать отсюда куда подальше, чтобы всего этого не видеть».

Мужчина: – «Наконец-то переехала, черепаха. Зеленый. Поехали».

Женщина: – «Фу, слава богу, поехали».

Затем, мотор машины взревел, и она умчалась прочь от этого перекрестка. Скрывшись в потоке машин.

Перейдя на другую сторону улицы Лика сказала Марьи, что про нее говорили их одной из машин, и Марья удивленно поинтересовалась:

–Как это возможно?

–Я чувствовала. – ответила Лика. – Я почувствовала что говорили про Вас из одной из машин. – затем она добавила. – Признаться меня это не радует. – затем она сказала. Люди злые и жестокосердные. Они заботятся лишь о себе, и других забот им не надо.

–Я с Вами совершенно согласна.

Затем, Лика снова повезла кресло-каталку, в котором сидела Марья. Лика шла медленно, она не спешила никуда. Ей нравилась бродить по улицам Москвы. Для нее это было словно умиротворение. Свобода от той скучной и унылой жизни, которую она вела в четырех стенах своей квартиры. Так они дошли до набережной Москва реки, и найдя лестницу которая вела к ее водам, остановились. Марья тихо и мирно смотрела на тихие волны, а Лика стояла рядом с ней.

–Как хорошо. – сказала Марья. – Я всегда хотела побывать у моря. – затем она с грустью добавила. – Жаль, что теперь это неосуществимо.