Мой грешный пират
Шрифт:
– Ты помнишь, что мы завтра уезжаем? Втроем.
Эрос, продолжая смотреть на шахматную доску, ответил:
– Я тоже скоро уеду.
– Значит, пути ваши разошлись.
– Похоже, что так.
– Почему ты отказываешься от нее? – спросил Саллах, наклонившись к Эросу.
– Заткнись, Саллах! – рявкнул Эрос, ударив кулаком по шахматной доске.
Фигуры рассыпались. Он подошел к перилам, откуда открывался вид на океан. Саллах видел, что Эрос страдает.
– Господи, что с тобой происходит, приятель?
Эрос ничего не ответил.
– Ты
Молчание. Саллах думал, что Эрос сейчас оторвет перила и запустит ему в голову. Но Эрос повернулся с убийственным спокойствием.
– Лучше я сгорю в аду, чем соглашусь на это, – произнес он ледяным тоном, сверкая глазами.
– Если отпустишь ее, проклянешь себя навеки. – Саллах присоединился к Эросу у перил. Его молодой друг явно нуждался в откровенном разговоре. – Я знаю, что не ненасытная похоть мешает тебе создать семью, Эрос, но, живя с демонами всю оставшуюся жизнь, ты превратишь ее своими руками в ад. Поверь, милое маленькое создание, прижимающееся к тебе ночью и улыбающееся по утрам, облегчит твои муки, связанные с прошлым. Забота о жене и детях – смысл жизни, мой друг. Кем бы я был сегодня, если бы не Назрин? Одиноким, несчастным стариком. Зачем ты обрекаешь себя на это?
Эрос опустил глаза.
– Ваши отношения с Назрин особые. Таких, как вы, по пальцам сосчитать.
– У тебя с Аланис будут такие же отношения. Она обладает редкостной красотой, и внешней, и внутренней. Чего еще желать?
– Она уезжает.
– Ты знаешь, что нужно сделать.
– Слышать об этом не хочу. К тому же у меня есть срочные дела. Эта война, похоже, никогда не кончится. Людовик выставляет на поля сражений все новые и новые силы. Мальборо жалуется на нехватку людей и денег в Нидерландах. Савойский противостоит маневрам Вандома в Северной Италии, стараясь соединиться в Турине со своим вторым кузеном, герцогом Виктором Амадеем.
– Не хочешь ли ты сказать, что Савойский и Вандом – тоже двоюродные братья? – встревожился Саллах.
– Совершенно верно. Но будь спокоен, он верен вашим союзным силам. К несчастью, он мало что может отныне… Милан теперь всецело под контролем французов.
Саллах пронзил друга внимательным взглядом.
– А когда ты собираешься примкнуть к Савойскому, чтобы освободить Милан?
– Что мне за дело до Милана? Я возвращаюсь в море!
Он оторвался от перил и, подхватив черного коня, бросил Дольче, чтобы поймала. Саллах устремился за ним.
– А какое мне дело до Сиона? Какое дело до Святой земли? Это в крови, и ничего с этим не сделаешь.
– В моей крови нет ничего, – сердито буркнул Эрос, – но если Людовик выиграет эту войну, мы все станем его вассалами и будем до конца жизни платить ему подать.
– Прежде чем спасать мир, мой друг, почему бы тебе не спасти самого себя?
Солнце клонилось к горизонту. Завтра с вечерним отливом она отбудет. Стоя на балконе, Аланис едва сдерживала слезы.
Кто-то царапнулся в ее дверь.
– Входи, Мустафа! – крикнула она, возвратившись
– Добрый вечер, миледи. Один из ваших сундуков затерялся где-то в кладовой. Не поможете ли мне узнать его среди других?
– Конечно, – ответила Аланис и последовала за ним. Они шли по темным мраморным коридорам. В доме было тихо. Саллах и Назрин, видимо, ужинали с Эросом. У нее сжалось сердце. Что, если она останется? Может, он и не чувствует того, что чувствует она, но страстно хочет ее.
Зачем она так спешит?
В конце последнего коридора Мустафа остановился и указал на впечатляющего вида дверь.
– Это кладовая. Она хорошо освещена внутри, миледи. Вы без труда найдете ваш сундук.
Он открыл одну из двух массивных дверей, и Аланис вошла внутрь. Дверь за ней захлопнулась. Аланис огляделась.
Все пространство между черными мраморными колоннами, освещенное бронзовыми свисающими с потолка лампами, было до отказа заполнено сокровищами. То, что Мустафа назвал кладовой для хранения всякой всячины, было на самом деле сокровищницей, битком набитой коврами, гобеленами, красивой мебелью. Хранилось здесь и оружие, произведенное лучшими оружейниками мира. Лежали рулоны мерцающих тканей всех сортов и расцветок, стояли кофры, полные золотых монет и драгоценных камней.
Внимание Аланис привлекла коллекция картин и других произведений искусства. Ее глаза округлились, когда она увидела Катерину Сфорца, восхитительную «Мадонну с младенцем», «Деву в скалах», «Архангела Михаила» и «Даму с горностаем», одну из печально знаменитых любовниц герцога Сфорца. На позолоченном резном комоде – бронзовая статуя маршала Тривулзио, рядом с ним, на диване, заваленном пожелтевшими блокнотами с чертежами, – модель Duomo, миланского кафедрального собора, в золоченой раме, и наконец, портрет самого художника – Леонардо да Винчи.
У низкого смерда была когда-то деревушка, но теперь ее нет.
– Деревушка – ха! Кто ты, черт тебя подери? – воскликнула Аланис.
Она перевела взгляд на дальний угол, где на полу у стены стоял щит с гербом, изображавшим венценосных змей и орлов. При ближайшем рассмотрении было видно, что этот предмет не относится к числу древних. Змея не черная, а синяя, а пожираемый сарацин – рубиново-красный. Золото на короне ярко блестит. Щит явно новый, вместо имени герцога внизу начертаны четыре буквы: SF – AD.
– Ты меня удивила, – услышала она за плечом глубокий голос Эроса. – Из всех вещей обратить внимание на ржавый кусок металла?
Аланис чуть не умерла на месте. Резко обернувшись, почти столкнулась с ним и прижала руку к сильно бьющемуся сердцу.
– О чем ты думал, подкрадываясь ко мне? Я чуть не скончалась.
– Не я вторгся в чужие владения, – проворчал он.
– Как ты смеешь обвинять меня в этом? Твой лукавый слуга заманил меня сюда, сославшись на то, что не может отыскать мой пропавший сундук. – Аланис огляделась. – Ты что, все человечество ограбил, чтобы собрать… такое состояние?