Мой итальянец

Бэрд Жаклин

Джанфранко любит меня, сказала себе твердо Келли. И мы женаты, в конце-то концов. Но внутреннее беспокойство напомнило ей о том, что она беременна, и о том, почему он женился на ней. Тут Джанфранко остановил свой взгляд на ней, его глаза округлились от удовольствия, а ослепительная улыбка убедила ее в том, что он принадлежит ей и ее беспокойство не имеет под собой никакой почвы.

Келли была в том самом платье, в котором выходила замуж, и на какой-то миг Джанфранко снова был ошеломлен тем, какой красавицей она была. Его жена, с ее светлыми волосами, поднятыми наверх, с изящным

телом, в котором развивался его ребенок. Да, он правильно сделал, приняв решение жениться на ней, гордо поздравил он себя. Это была леди до кончиков ногтей, и вопреки тому, что он предполагал, глядя на своих женатых приятелей, женитьба мало что изменила в его жизни – кроме разве того, что каждую ночь его ждала в постели любящая женщина. Семейная жизнь пришлась ему по душе. Его друзьям понравилась Келли, вечер удался, и он уже мечтал о том, когда снова окажется с ней в постели.

Музыка смолкла. Джанфранко хотел подойти к Келли, но Оливия удержала его, положив ладонь на его руку. Он слушал с плохо скрываемым нетерпением то, что она ему говорила. Но когда к их разговору присоединилась его мать, он стал слушать внимательно. Старые привязанности вступили в соперничество с новыми, и постепенно его темные брови хмуро сдвинулись.

Келли увидела, как Джанфранко нахмурился и решительно пошел к ней.

– Я вижу, ты переоделась, – сказал он, наклонил к ней темноволосую голову и, целуя ее в шею, тихо добавил: – Котя ты выглядишь чудесно, неужели было так трудно надеть одно из тех платьев, которые тебе выбрала мама?

– Трудно, – заявила Келли дерзко.

– Потанцуй со мной, – потребовал Джанфранко. Его рука легла ей на спину и притянула ближе. – Улыбнись, – тихо сказал он. – А то все подумают, что мы ссоримся.

– Не дай бог перечить тебе в чем-то, Джанфранко, – с сарказмом протянула Келли. И была наказана отрывистым крепким поцелуем. Ее ноздри затрепетали от знакомого волнующего запаха, и она тут же растаяла в его объятиях. – На нас смотрят, – сказала она, густо покраснев.

– Ну и что? Я хозяин в собственном доме, – прошептал он ей на ухо. – Тебе надо помнить об этом. Я не привык к тому, чтобы женщины много рассуждали об одежде, – заявил он со свойственной ему надменностью. – Это надо прекратить – понятно? Келли невольно вздрогнула и сбилась с такта, оскорбленная явной угрозой в его голосе.

– Оливия была права, ты действительно какая-то неуклюжая сегодня, – заметил он.

Джуди не солгала! В эту секунду Келли хотелось влепить ему пощечину. Ее глаза яростно горели, когда их взгляды встретились.

– А ты шовинист несчастный! – прошептала она сердито.

– Не злись, Келли, – сказал он. – Я прощаю тебя. Видимо, это твои гормоны разыгрались.

Но прежде, чем Келли успела ответить, Кармела подошла и похлопала Джанфранко по руке.

– Гости собираются уходить.

Спустя полчаса ушел последний из гостей. Кармела объявила, что вечер необыкновенно удался, и предложила всем выпить. Келли отказалась, пожелала всем спокойной ночи и направилась прямо к лестнице.

Ее переполняли противоречивые чувства. Она любила Джанфранко, но он своими словами подтвердил, что смеялся над ней вместе с

Оливией.

Войдя в спальню, Келли торопливо разделась. Прежде чем надеть голубую ночную рубашку, приняла душ, расчесала волосы.

Джанфранко был уже в спальне.

– Твой уход был слишком поспешным, Келли, – резко сказал он. – С тобой ничего бы не случилось, если бы ты чего-нибудь выпила на ночь вместе с мамой.

– Я предоставила эту возможность тебе, чтобы вы вместе смогли посмеяться надо мной, – взорвалась она.

Раздевавшийся Джанфранко замер и посмотрел на нее.

– Что ты хочешь этим сказать? – Он сбросил рубашку и стоял перед ней в одних черных шелковых трусах. Прищурившись, он взглянул в ее бледное лицо. – У тебя странное настроение весь последний час.

– Возможно, оттого, что мне не правится, когда мне указывают, что надевать, или требуют, чтобы я переоделась.

Джанфранко застыл, его плечи напряглись.

– Возможно, тебе следует быть поучтивее с моей мамой, которая так великодушно старается помочь тебе, – резко сказал он.

– Возможно, тебе надо быть поучтивее со мной, твоей женой, – огрызнулась Келли, внезапно вспомнив события сегодняшнего вечера. – Например, когда твоя невестка обливает меня с головы до ног, а потом извиняется. Однако, если верить Джуди, тебе она сказала, что всему виной моя неуклюжесть, и вы все весело посмеялись.

На его высоких скулах выступили багровые пятна. По крайней мере краснеть не разучился, горько подумала Келли. Она не желала пререкаться с ним, ей хотелось, чтобы он обнял ее и сказал, что любит, но он пристально смотрел на нее холодными глазами.

– Все вокруг смеялись. Как хозяин, я смеялся вместе со своими гостями, как это и положено, – сказал он с холодной вежливостью. – А ты ведешь себя нелепо, Келли. Я знаю Оливию гораздо дольше, чем тебя, и она не стала бы лгать.

– Она бы не стала? А я, ты полагаешь, стала бы? – гневно выкрикнула Келли.

– Да… нет.

В кои-то веки ее необузданный муж не находил слов.

– Вероятно, ты, в твоем состоянии, ошиблась.

– Раз ты снова заговорил о моем состоянии, так помоги мне, а то я за себя не ручаюсь, – закричала она.

Он стиснул зубы.

– Возьми себя в руки, Келли, такое поведение не на пользу ни тебе, ни ребенку.

Слишком взбешенная, чтобы контролировать свое поведение, Келли уже не могла остановиться.

– А то, что ты поддерживаешь Оливию вместо своей жены, это на пользу? Эта женщина спит в апартаментах хозяина, хотя ее мужа уже больше трех лет нет в живых. Может быть, она ждет, чтобы новый хозяин занял его место, или ты это уже сделал? – выпалила она.

Джанфранко окаменел. Его глаза смотрели на Келли с такой яростью, что она невольно отшатнулась, испугавшись, что он может ударить. Ее гнев улетучился. Она понимала, что зашла слишком далеке. Какой черт дернул ее бросить ему в лицо сплетни, которые ей сообщила Джуди?

– Тебе лучше помолчать, Келли. Если бы ты не носила моего ребенка, я бы заставил тебя заплатить за такой клеветнический выпад против твоего мужа и женщины, которая не сделала тебе ничего дурного, а пригласила в фамильное гнездо.