Мой любимый вампир

Бауэр Алика

Тело начала пробивать дрожь, и от вырисовавшихся картинок в голове легче не становилось. Кровь везде: на стенах, полу, белых простынях, что недолгое время хранили тепло тел своих хозяев.

У матери и дочери были оторваны конечности. Тело их старшего сына — Джереми — не было обнаружено. Объявлен безвести пропавшим.

Крики ужаса и помощи наполнили их дом в ту ночь. Двое мужчин — отец и сын, не смогли остановить этих психопатов. Почему? Что помешало им?

Преступников задержать не удалось, так как им посчастливилось

скрыться до приезда полиции. Почтим память образцовой семьи…

Что за «звери» могли так поступить? И какова была их цель? Судя по статье — ничего из личных вещей не было украдено.

Ниже была прикреплена фотография их семьи. Я зацепилась взглядом за знакомую полуулыбку парня.

Джереми. Джереми Эванс.

Это имя сладко легко на языке и растворилось, подобно сахарной вате. Во рту пересохло. В голове начинал праздновать хаос от накопившейся информации. Нужно сделать перерыв. Выйдя со своего укромного уголка библиотеки, я пошла на поиски воды.

Глоток, второй.

Нужно разложить всё по полочкам. И, как бы абсурдно не звучала эта теория, другой у меня нет.

Джереми Эванс — парень, что пропал при загадочных обстоятельствах после того, как всех членов семьи жестоко убили. И, спустя сорок лет, он заявляется в наш университет, всё также молод и прекрасен. От силы постаревший лет на пять за это время. Спустя пару месяцев начинает опекать меня, следить, без ведомой мне причины, пару раз спасал жизнь. Он чудесным образом перенёсся в будущее и, теперь, считает своим долгом опекать таких убогих вроде меня?

Бессмыслица какая-то.

Только вернувшись на своё место, я обнаружила вырванный листок со статьёй о семье Эванс. Сердце грохотало в груди. Шею мазнуло жарким дыханием, моментально покрывая её мурашками.

Он здесь.

Глава 4

Глава 4.

Он здесь.

Каждая клетка ощущала его присутствие сейчас и радовалась, подавая импульс мурашек от места, где коснулось шеи горячее дыхание, дальше по плечам и позвоночнику. Он здесь. Он рядом. Настолько близко, что ещё немного и одеждой коснется моей спины. Боюсь пошевелиться, спугнуть, прислушиваюсь к каждому шороху, что могут издать его шаги. Но ничего. Лишь звонкая тишина библиотеки и где-то вдалеке слышен звук мигающей лампы. Я собрала в себе всю выдержку и рывком развернулась на 180 градусов. И… Ничего. Никого. Лишь слабоосвещенные узкие проходы между книжных полок.

Моё воображение не могло так со мной играть. Ещё раз взглянув на вырванную страницу статьи, сказала на выдохе:

— Док, я знаю, что ты здесь.

И тишина в ответ.

Меня начали раздражать его игры. Неужели он не понимает, что мой разум скоро не выдержит и начнёт сходить с ума? Я же знаю, что он здесь, но не могу его увидеть, потому что он не позволяет. Всегда решает он, когда мне позволено смотреть на него хоть мельком, почувствовать. Как же это раздражает.

Сжав пальцы в кулаки и набрав в рот яда столько, сколько могла, почти прокричала:

— Джереми Эванс, покажись сейчас же!

Подождав еще несколько секунд, вслушиваясь в тишину, я уже успела разочароваться в себе, в своём

опрометчивом предположении, что этот парень вообще может послушаться меня. Но спустя мгновение я увидела, как из темного угла стеллажа выплывает его фигура. Он облокотился плечом на один из шкафов, скрестив руки на груди. На нём были синие потёртые джинсы и — точная копия предыдущей — чёрная толстовка. Видимо у него дома в запасе их целый арсенал, потому что в одной из них сейчас стою я.

— Сними капюшон, — потребовала я, но голос предательски задрожал в конце, почти сорвался на писк.

Но всё же парень выполнил мою просьбу.

Я старалась сохранять невозмутимый вид, хотя всё внутри грохотало от трепета и восторга. Это действительно он. Не плод моего воображения. Те же непослушные тёмные локоны, острые скулы, от которых, если провести кончиком пальца, можно порезаться, лёгкая щетина, чёрт подери, почему она так сексуальна на нём, и эти глаза: тёплые, карие, только сейчас они, казалось, выражали полное безразличие, без каких-либо цветовых красок.

Мы смотрели друг на друга, не проронив и слова в этой уже надоедливой тишине. Это была не борьба взглядов, не безмолвное противостояние, кто кого переглядит. Просто смотрели и молчали. Потому что так было… Привычно?

— На тебе моя толстовка?

От внезапного вопроса я чуть подпрыгнула на месте.

— Эм… Да, — неуверенно ответила я, теребя края кофты.

— Зачем?

Потому что она напоминала мне о тебе. И пусть после вынужденной стирки твой запах был стёрт окончательно, но она всё равно хранила память о тебе.

— Потому что она удобная, — соврала я. — Отдать?

Его губ коснулась долгожданная полуулыбка.

— Не нужно. Тебе идет.

Плечи опустились и расслабились от его ответа. А что бы я делала, если бы он сказал её снять? Под ней только лифчик, красивый голубой с кружевами, но всё-таки.

— Зачем тебе это? — Спросил он снова.

— Я же сказала, потому что она удобная… — Растерянно повторила я.

— Я не про толстовку. Зачем тебе это ? — Он указал на стол, где лежала газета с его нагло украденной статьёй.

Смысла лгать я не видела, тем более надеялась получить от него новую информацию, чтобы он закрыл белые пятна в этой истории.

— Я хотела знать правду.

— Зачем?

От его упрямых однотипных вопросов я начинала закипать. Он видел это, но наверняка не ожидал, что я могу взорваться, как бомба замедленного действия, доходя до точки кипения.

— Потому что это стало невозможным! Ты постоянно следишь за мной. Зачем? Дважды спас мне жизнь. Зачем? Ты вечно появляешься из ниоткуда и пропадаешь также быстро. Мне уже стало казаться, что ты вечно где-то рядом, иду ли я по улице или просто принимаю душ. Ты сделал из меня мнительную дуру. И сколько твоя слежка будет ещё продолжаться? Пока я и вправду не сойду с ума, и ты будешь наблюдать как меня увозят в смирительной рубашке? — Я сбавила тон, когда поняла, что перешла на крик. Благо, уже было поздно и в библиотеке никого не было. Но всё же я не закончила и обняв себя руками продолжила. — Я ничего о тебе не знаю. Даже настоящее имя ты мне не сказал. Вот я и решила сама…