Мой любимый враг
Шрифт:
Но все равно отсутствие привычки к откровенным туалетам сказывалось: когда Лариса появилась в гостиной, вид у нее был далеко не уверенный. Жерар поймал ее вопрошающий взгляд, сразу понял причину и ободряюще улыбнулся:
— Выглядишь великолепно, — потом взглянул на часы, — однако скоро пять. Сейчас начнут съезжаться.
И словно в ответ на эти слова на подъездной аллее просигналила машина.
— О, первые гости, — сказал Жерар. — Пойду-ка я им навстречу.
Его высокая фигура скрылась в арочном проходе. Лариса обвела взглядом оставшихся в гостиной. Тони и Люк, стоявшие у буфета в черных брюках, белых смокингах и белых бабочках, казались
На Жанне Сергеевне было белое платье на бретельках, длинное и узкое, и поверх него — короткий жакет-фигаро с длинными рукавами. Лиф платья и манжеты жакета были расшиты серебром, а шею Жанны Сергеевны украшало бриллиантовое колье. В пару ему на правой руке блеснул браслет, и в уши были вдеты маленькие бриллиантовые сережки. «Да, — улыбнулась про себя Лариса, — мама сегодня выглядит так, что любой графине сто очков вперед даст…»
А вот Николь сначала показалась Ларисе одетой чуть ли не пуритански, особенно по контрасту с ней самой. Синее вечернее платье Николь из тонкого переливающегося шелка было глухо закрыто спереди и длиной до щиколоток. Из-под него был едва виден кончик темно-синей лаковой туфельки. Но только Николь закинула ногу на ногу, и платье сразу преобразилось — незаметный прежде разрез обнажил стройную ногу до середины бедра. А как только Николь встала и повернулась, Лариса обнаружила, что «пуританское» платье оставляет открытым большую часть спины, почти до копчика. Вообще непонятно, на чем оно держится: неужели только на стоячем воротничке?
— Хотите вина, Лоретта? — поинтересовался Тони.
Тут только Лариса заметила, что у всех в руках бокалы, а на буфете стоит примерно с полторы дюжины всяких-разных бутылок: вино, коньяк, виски.
— Да, пожалуй.
Не успела Лариса подойти к буфету, чтобы получить из рук Тони фужер с легким белым вином, как в комнату вошел ее отчим, и не один.
Жерар ввел в гостиную немолодую пару: он — высокий, худощавый, светловолосый, немного похожий на Индиану Джонса из знаменитых фильмов, она — крупная полная брюнетка. Тот самый тип полноты, когда бедра и ноги с возрастом почти не меняются, зато «плывут» шея, спина, плечи и талия. Мужчина был в белом смокинге, его дама — в платье цвета «бордо», свободном, с косо срезанной юбкой до колен. Этот фасон отчасти маскировал недостатки фигуры.
— Жанна, Лоретта, знакомьтесь: наши старые друзья, мадам и мсье Озерецковские, — представил Жерар.
Жанна Сергеевна поспешно поднялась им навстречу:
— Очень рада.
Ей было явно немного не по себе в новой роли хозяйки поместья, принимающей гостей. Но мадам улыбнулась — и Жанна Сергеевна сразу расслабилась. Как будто и в комнате сразу стало светлее: бывают такие улыбки, которые просто невозможно оставить без ответа. И вообще, при взгляде на живое круглое лицо мадам почему-то делалось легко на душе.
— О, я так давно мечтала с вами познакомиться! — Озерецковская быстро подошла к Жанне Сергеевне и протянула ей руку. — Жерар так много рассказывал о вас! А это, вероятно, ваша очаровательная мадемуазель Лоретта?
Озерецковская повернулась к Ларисе. Жанна Сергеевна кивнула:
— Да, это моя дочь.
— Рада познакомиться с вами, мадам, — приветливо-вежливо сказала Лариса.
— Зовите
— Что вы, мадам, — сказала Лариса.
— Катрин, — напомнила Озерецковская.
— Конечно, Катрин, — с некоторой заминкой поправилась Лариса. Хоть Озерецковская ей и понравилась, обращение к незнакомому человеку по имени все равно давалось с трудом.
— Николь, душечка, ты с каждым днем все хорошеешь! — воскликнула Катрин и отправилась целоваться с Николь. Потом настала очередь Люка быть прижатым к внушительному бюсту мадам Озерецковской. С Тони Катрин поздоровалась дружески, но довольно прохладно. Тот галантно приложился к ее руке.
Мсье Озерецковский, стоя в стороне, наблюдал за приветственным ритуалом с иронической улыбкой. Но, наконец, настала и его очередь поучаствовать в этой сцене.
— Пьер, какая прелесть! — Катрин повернулась к мужу. — Разве мы могли предположить двадцать лет назад, когда познакомились с Жераром, что когда-нибудь женой нашего близкого друга станет твоя соотечественница?
Озерецковский улыбнулся и ничего не ответил. Если учесть присутствие в комнате Николь и Люка, замечание было довольно бестактным, но мадам собственной бестактности не заметила. Наоборот, ее улыбка стала еще лучезарнее.
— Вы — русский? — искренне удивилась Жанна Сергеевна. — А я подумала — поляк. Озерецковский — скорее польская фамилия…
Озерецковский поклонился в ее сторону.
— Мой отец эмигрировал из России сразу после революции. У него было имение под Екатеринодаром, — француз с трудом справился с длинным и неудобопроизносимым названием, — его совсем разграбили. Но отец успел прихватить с собой кое-какие драгоценности. Он обосновался не в Париже, как многие русские эмигранты, а в Меце. Работал таксистом, потом ему повезло, завел свое дело. Женился, разумеется, на француженке. Так что я русский наполовину.
Лариса взглянула на мать:
— Екатеринодар — это что теперь?
Жанна Сергеевна неуверенно пожала плечами:
— Кажется, Краснодар… Нет, точно Краснодар. А по-русски вы говорите?
Озерецковский покачал головой:
— К сожалению, нет. Отцу учить меня не было времени, а мать русского, разумеется, не знала.
С подъездной аллеи опять послышался короткий автомобильный сигнал, потом еще один.
Пока Жерар, Жанна Сергеевна и Николь встречали гостей, Лариса была предоставлена самой себе. Изредка ее подзывали, знакомили с кем-нибудь из вновь прибывших. Она улыбалась, обменивалась приветственными восклицаниями с дамами, протягивала мужчинам руку для поцелуя, прекрасно сознавая, что просто не в состоянии твердо запомнить хоть кого-нибудь… В этом нескончаемом хороводе незнакомых лиц и имен Лариса чувствовала себя заводной куклой.
Когда съезд гостей пошел на убыль, она смогла, наконец, чуть-чуть расслабиться и оглядеться. Ларисе хотелось найти мсье Озерецковского и порасспрашивать этого потомка эмигрантов поподробнее. Она потихонечку переходила от группы к группе, пока не очутилась рядом с интересующим ее объектом. Озерецковские стояли у буфета вместе с каким-то толстым лысым господином, и оживленно обсуждали игру французской сборной по футболу. Причем мадам проявляла в этом вопросе не меньшую осведомленность, чем ее супруг. Потом лысого господина кто-то отвлек, и Лариса, мило улыбаясь, заняла его место. Озерецковский явно обрадовался: