Мой любовник
Шрифт:
Боже, он был так зол на него, что уже позабыл, как легко и просто было вот так проводить время с Братом. Появилось ощущение, будто они делали так годами: сидели перед огнем — выпивка в одной руке, истощение и стресс — в другой.
Когда Мотра[70] сцепилась с Годзиллой, Джон подумал о своей старой спальне.
Повернувшись к Тору, он показал:
«Послушай, той ночью, когда я был в доме…»
— Она уже сказала мне. — Тор отпил из стакана. — Насчет двери.
«Прости».
— Не беспокойся. Это все мелочи.
«Это правда, —
В другом конце комнаты вздохнул Лэсситер. С таким звуком, как будто кто-то оттяпал себе ногу, а медика поблизости не оказалось.
— Я никогда не доверил бы тебе пульт. Это просто какой-то клоун разодетый в костюм монстра, которого набили как пиньяту[71]. Ну же, я пропущу Мори[72].
— Какая жалость.
— Тесты на установление отцовства, Тор. Переключи на тесты по установлению отцовства. Это же отстой.
— Только ты так считаешь.
Пока Тор держался за Годзи, Джон откинул голову на кожаные подушки.
Когда он думал о Хекс, о том, что она сейчас совсем одна, он чувствовал себя так, словно его отравили. Стресс в буквальном смысле был токсичен — кружилась голова, тошнило и нервы были на пределе.
Он вспомнил все то дерьмо, через что ему пришлось пройти, прежде чем он нашел ее. Когда он еще не был в плену своих чувств, даже если б она не любила его, он смог бы поступить правильно и отпустить ее, в тайне страдая и всей этой прочей чушью
Черт, его сейчас стошнит от всего этого «правильного» дерьма.
Он не мог смириться с тем, что она там одна. Без него. Но Хекс точно не станет слушать ни его, ни кого-либо другого.
А сколько вы поставите на то, что она попытается добраться до Лэша до темноты — когда Джон, наконец, сможет оказаться в игре. В принципе, неважно кто первым доберется до этого куска дерьма, вопрос скорее в трезвости решений. Его внутренний стержень не мог вынести еще и этого — сидеть сложа руки, в то время как его Хекс наверняка попытается убить сучонка и скорее всего, была смертельно ранена.
Его Хекс…
«Эх, терпи», сказал он сам себе. То, что он вытатуировал ее имя на спине, не означает, что она принадлежит ему — это просто черные буквы на коже. Правда в том, что скорее это он принадлежит ей. А это большая разница. Еще какая разница.
И это значит, что она может легко уйти от него.
Просто взять и уйти — что она и сделала.
Твою мать. Рив был прав, во всем прав: в ее игру можно вступить только по ее правилам.
Пара часов отличного секса не изменят ситуацию.
Как и тот факт, нравится ему это или нет, что она забрала его сердце с собой.
***
Куин вошел в свою спальню и направился в ванную, ноги были на удивление устойчивы, хотя он хорошенько выпил перед собранием. Мысль о том, что женщина Джона, ушла средь бела дня в самую гущу дерьма, одна, протрезвляла получше всего остального.
Опять же, для него это было своего рода два билета по цене одного.
Блэй
Хотя он не был одинок; он просто был незащищен.
Сообщение, пришедшее с неизвестного номера, развеяло тайну его местонахождения: «Я остаюсь на день у Сакстона. Буду дома вечером».
Так похоже на Блэя. Больше никто не мог так сократить сообщение: «Ост на день у Сакс Бу до веч».
Однако, сообщения парня всегда были грамматически правильными, словно мысль отступить от литературного английского языка заставляла его зудеть и чесаться.
Это было одной из забавных особенностей Блэя. Все надлежаще и дерьмово. Он не ел, а питался, поменял кожаные штаны и футболки на узкие брюки и рубашки с французскими манжетами и застегивающимися пуговицами. Дважды в день принимал душ, если тренировался, то больше. Фритца его комната всегда разочаровывала, ведь в ней не было ни малейшего беспорядка — убирать было нечего.
У него были безупречные манеры за столом, он всегда писал благодарственные письма, которые заставили бы вас рыдать и он никогда, никогда не выражался в присутствии женщин.
«Боже… Сакстон идеально ему подходил».
Кожа Куина покрылась мурашками, когда он это осознал, воображение услужливо рисовало картины Блэя с другим, «настоящим» англичанином, как любил говорить Блэй.
Без сомнения, Мерриэм-Уэбстером никогда так не пользовались.
Чувствуя себя так, будто его ударили по голове, Куин открыл холодную воду в раковине и ополаскивал лицо до тех пор, пока его щеки не начало покалывать, а кончик носа вконец не замерз. Вытираясь полотенцем, он перенесся в тот тату-салон, чтобы в мельчайших деталях вспомнить те ощущения, когда он развлекался с той администраторшей.
Завеса, отделявшая их двоих от остальных, была достаточно тонкой, поэтому своими хоть и разноцветными, но очень зоркими глазами, он видел все, что происходило по другую сторону. А также всех. И, когда та цыпочка опустилась перед ним на колени, он повернул голову и посмотрел на … Блэя.
Влажный рот, который он трахал, внезапно из чужого превратился в рот его лучшего друга, и это превратило обычный секс во что-то огненное.
Во что-то значимое.
Во что-то грубое и эротичное, вроде потеряй-свою-душу.
Именно поэтому Куин поднял ее, развернул и овладел сзади. За исключением времени, когда он погружался в фантазии, он осознавал, что Блэй наблюдает за ним… и это меняло все. Ему пришлось напомнить себе, кого он трахал — именно поэтому он развернул голову девушки и заставил себя посмотреть ей в глаза.
Он не кончил.
Когда она кончила, он сымитировал…, и правда в том, что когда он посмотрел ей в лицо, эрекция начала спадать. Только благодаря этой позе она не раскусила блеф, так как была настолько мокрой, что хватило на обоих… и кроме того, он поступил как профи, навалившись на нее всем телом, словно был полностью удовлетворен, после чего спрятал член в штаны.