Мой маленький монстр
Шрифт:
М-да, с рохлей я погорячилась.
– Не лезь к ней, иначе опять в табло получишь. Понял? – нависает Ринат над парнем, удерживая беднягу за грудки. И смотрит при этом так по-взрослому жёстко, что мне с трудом удаётся унять незнакомую дрожь. Его уверенность притягивает. Как ни крути, девушек всегда тянет к сильным парням.
– Понял, – стонет Чиж, поднимаясь с полу, чтоб поплестись на выход. На сегодня для него танцы закончились.
Рината же обступают ребята, некоторые даже дружески хлопают по плечу. Показушника Чижа у нас не особо жалуют, но боятся. Даже парочка моих гномов, и те подходят, чтоб выразить Троллю своё уважение. Уж не наблюдаю ли я зарождение новой звезды? Да и Бог с ним, пока это не мешает мне, пусть
Учителя так ничего и не заметили, увлечённые танцевальным конкурсом, они делают пометки в своих блокнотах. Музыка продолжает грохотать и Ди-джей, словно нарочно подгадав окончание разборки, объявляет начало танцев. Ну, наконец-то!
Танцевать я люблю, мне нравится ловить на себе завистливые взгляды девушек и слушать комплименты парней. Сейчас я стараюсь держаться поближе к Климову, и даже пару раз кокетливо улыбаюсь, перехватив его взгляд. Поэтому, едва заслышав заигравший медляк, заявляю гномам, что слегка не в духе и грациозно присаживаюсь на один из расставленных вдоль стены стульев.
Эдуард не заставляет себя долго ждать, он идёт ко мне такой утончённо-красивый, что на короткий миг замирает сердце. Парень игриво улыбается, небрежным движением поправляя и без того идеальную прическу и я поднимаюсь, не желая больше ждать. К чему оттягивать свой триумф? Делаю короткий шаг навстречу, но… Климов поравнявшись со мной, протягивает руку сидящей рядом Левицкой.
Кто-то тихо смеется.
– Катерина, выручай, – дурачится Эд – Это унылое мероприятие может спасти только танец с самой красивой девушкой школы.
Ответ Левицкой тонет в ехидных смешках, которые стучат в моих висках ритмичным гулом. Они смеются надо мной. Не нужно обладать бог весть какой фантазией, чтобы представить, как нелепо я сейчас выгляжу. Катя, будто добивая, усмехается одним краем рта: "Съела?"
"Самая красивая девушка школы", эти четыре слова, сказанные Эдом ранят меня так же остро, как брошенное мамой: "Прости, Карина, я улетаю". Мне было семь, и, кажется, именно тогда я впервые подумала, что все в этом мире поступают как удобно им одним. Никто ничего и никому не должен и если хочешь чего-то добиться – наплюй на остальных. Такова суровая правда моей реальности.
Растянув губы в беспечной улыбке, я невозмутимо оглядываю присутствующих при моём позоре, и подхожу к ближайшему ко мне гному. Им оказывается Вова Зябликов. Он как раз принимает валентинку от какой-то зардевшейся девчонки. Стереть восторг с её наивного лица, чем не счастье? Чужая любовь – это то, что ранит меня больше всего, ведь на собственную я видимо не способна.
– Ты, помнится, настаивал на танце? – лениво шепчу на ухо парню, по-хозяйски положив руку на щуплое плечо.
– Я и сейчас настаиваю, – забыв о поклоннице, сияет Вова, и сгребает меня в охапку, пока не передумала. Как бы мы этого не отрицали, журавль в небе всегда будет желаннее. Всегда.
Я холодно улыбаюсь своему партнеру, и мы кружимся в медленном танце. Его руки боязливо дрожат на моей талии, а под нашими ногами сиротливо валяется подаренная ему валентинка. Надеюсь, та девочка её не слишком долго выбирала. Хотя, кому я вру? Мне всё равно.
Все последующие танцы Климов остаётся верен своей Катеньке. Я же стараюсь ничем не выказывать своего раздражения. Беззаботно развлекаюсь, меняя кавалеров как перчатки. И никому невдомёк, что творится у меня на душе.
Объявляют белый танец, обычно в такие моменты я отдыхаю за необременительным разговором. На этот раз собеседников я слушаю в пол уха. Мои глаза украдкой выискивают хрупкую фигурку в голубом платье. Я на 99% уверена, что Левицкая пригласит Эда. 1% остаётся на случай если она постесняется. Катя любит строить из себя недотрогу, благо с её ангельской внешностью это совсем не сложно. Но Катя меня удивляет, да и не меня одну. Левицкая, опустив глаза, проходит мимо Эда и приглашает Рината. Нескрываемая неприязнь, с которой
– Смотри, Эдуард мрачный какой, – шепчет Эмма, вызывая во мне глухую ярость.
– Да уж, – пытаюсь я хоть как-то реабилитировать свои позиции, – опять будет мне полночи в чате душу изливать. Такими темпами я скоро в зомби превращусь.
Пусть знают, что я ему тоже не чужая.
– Карина, да ты не парься, – Эд всех друзей, кто в он-лайне сообщениями задалбывает, а их пару сотен. – Наивно делится Вова. – Не с тобой, так с кем-нибудь другим спишется. Сегодня он вообще в ударе был. Пол школы со своими переживаниями достал. Теперь зато понятно по кому сохнет наш Климов.
Я игнорирую ироничную усмешку Эммы, и приглядываюсь к танцующему с Катей Ринату. Тролль смотрит на неё ласково, с тихим, восхищением. Этот его взрослый, искрений взгляд пробирает до мурашек. А ещё у него поразительно красивые черты лица. Почему я раньше этого не разглядела? И почему он с ней такой нежный? Где оставил свой равнодушный пофигизм? Я вдруг чувствую, как сильно устала. Ни с кем не прощаясь, выхожу из здания школы и вызываю такси.
Дома пусто и одиноко, как и в моём сердце, из которого будто вынули всё тепло и доброту. Причём вынули зверски, даже не позаботившись заштопать рану. Нездоровое безразличие к людям давным-давно перестало меня удивлять, но чувство собственной никчёмности нет-нет, да прорывается наружу. А ведь когда-то я была другой. На ранних детских фотографиях я улыбаюсь искренне, и глаза у меня отзывчивые, доверчивые. Что так изуродовало того ребёнка? В какой момент я всё это растеряла?
Привалившись спиной к двери, даю волю слезам. Так долго сдерживаемые эмоции обрушиваются кипящей лавиной. Меня душит отвращение к себе. Ненависть к окружающей меня веренице безучастных лиц и притворных эмоций, к друзьям, которые не знают другого отношения к себе, кроме как предательство и которые сами не умеют жить иначе.
Всё это копилось во мне долгое время, а сегодняшнее фиаско стало последней каплей. Утром всё вернётся на свои места, я снова буду сильной, расчётливой, жёсткой. Буду добиваться своих целей любой ценой, но это будет завтра. А сегодня я просто позволю себе побыть одиноким и брошенным ребёнком.
Ринат
В квартиру я вхожу, стараясь не шуметь, так больше шансов не нарваться на Карину. По большому счёту мне её выходки до фонаря, просто хочется побыть одному.
На кухне наливаю себе стакан яблочного сока, и задумчиво смотрю в окно. В целом не так уж и плохо всё складывается, Владимир Викторович, оказался хорошим отчимом. Простой, справедливый, а самое главное маму любит. Она рядом с ним буквально цветёт. А ради этого я готов мириться с обществом его самовлюблённой дочурки, всё-таки я в долгу перед матерью. Она вырастила меня одна, вкалывала на нескольких работах, забросила личную жизнь. Я сначала опешил, когда она смущённо призналась, что шеф сделал ей предложение. Мысль о совместном проживании с незнакомым мужчиной меня, честно говоря, не порадовала, но, потом мне стало стыдно за свой эгоизм. Принять её выбор, самое малое, что я могу для неё сделать. Кто ж знал, какой "чудный" характер окажется у моей сводной сестрички. Карина – маленький монстр. Почему маленький? Да потому что только детям свойственно так слепо идти на поводу своих эмоций, и капризов. Что-то мне подсказывает – она ещё не скоро повзрослеет. Чего мне только стоило сдерживать своё желание осадить нахалку, когда она в открытую язвила маме, но это значило бы огорчить отчима. К счастью Карина достаточно быстро сменила гнев на милость, и стала уважительней к ней относиться. Что до меня, даже не знаю. Снежинская первый человек, который вынудил меня стесняться своей гетерохромии. Я же не слепой, вижу, с каким отвращением она всматривается в мои глаза, будто я неполноценный.