Мой ненастоящий
Шрифт:
Я смотрю балет, но думаю только о том, что заметила Мари.
О нахрен проваленной задаче.
Она привязалась ко мне. Более того — из раза в раз, забываясь, она шепотом называет меня любимым.
Она. Меня. Любит! Черт её раздери!
Я так и думал, что мой Цветочек не умеет влюбляться слегка. Любить — так всем своим существом. Отдаваться — так полностью.
Поэтому она так долго оправлялась после последнего предательства.
И кого же она любила сильнее? Меня или ублюдка Чугунного?
Ответа
То насколько же её сломает тот день, когда я не встану после операции?
Это не говоря уже о том, что в этот день она снова останется без защиты. Одна!
Я могу разделаться с одним её врагом, я близок к этой цели как никогда, но вокруг еще так много уродов, которые захотят сломать мой Цветочек, а ведь она — только-только отогрелась, распустила свой бутон.
Не говоря уже о том, что где-то там еще бродят два мудака, которые посмели сделать моей Маргаритке больно. У меня просто не было времени их искать. И как вообще позволять себе умирать, зная, что эти ублюдки дышат? Моя задача — перевешать их всех за причиндалы, на первых попавшихся сучьях.
В эту секунду — я уже ненавижу свои риски. Мне мало времени, которое мне отвели. Очень мало.
Я не справился с задачами, которые сам для себя поставил.
Я даже не могу сказать своей женщине, что без ума от неё, просто потому что не хочу, чтобы она только усугубляла свою привязанность ко мне.
— Итак, тебе понравилось? — не удерживаюсь от вопроса, когда мы с Цветочком возвращаемся в наш лимузин. Мне бесконечно нравится болтать с ней на такие ерундовые бытовые темы. Хотя конечно, лучше бы я поменьше допускал сближения с ней, или уже принял, что оно есть и неизбежно.
Нет. Все еще пытаюсь держаться. Хотя бы в чем-то.
— Спрашиваешь? — на бледных щечках Цветочка цветет красивый румянец. — Я никогда не думала, что балет — это настолько эмоционально и чувственно. И что «Лебединое озеро» — настолько глубоко пробирает. Просто насквозь. Это было просто потрясающе.
— Хорошо, — я слегка улыбаюсь, развалившись рядом с ней, — я рад, что угадал с этим.
В конце концов, именно с балетом я действовал наугад.
Маргаритка молчит и таращится на меня все пристальней. И такое её внимание — меня цепляет, потому что оно не обозначает ничего хорошего.
И точно — Цветочек двигается от меня, проводит маленькой ладошкой по коленям, прикрытым тонкой тканью струящегося подола.
— Может, ты хочешь прилечь? Я готова поработать подушкой.
Дьявол!
Кажется, я облажался с маскировкой усталости и все-таки она как-то проявляется внешне. И Цветочек, конечно же,
Я щурюсь жестче — обычно этого хватает, чтобы Маргаритка прекратила делать то, что меня раздражает, но она только напрягается, закусывает губу, и её взгляд становится каким-то умоляющим.
И снова — дьявол. Ты придумал эту женщину? Оно и заметно!
На самом деле — я совсем не хотел отказываться от этого предложения.
— Смотри, — ворчливо замечаю, опуская затылок на её колени, — если мне понравится — я буду этим злоупотреблять. Без вариантов. А мне уже нравится.
— Сколько захочешь, — Цветочек облегченно вздыхает и опускает свои теплые ладошки мне на виски, растирая их.
Она не могла придумать пытки изощреннее. Когда я готов порвать глотку любому, кто сейчас отвлечет её от меня, и в то же время… Я не должен… Так расслабляться…
И все же — расслабляюсь. Мысли медленно затихают, тяжелеют, оседают на дно черепной коробки, растекаясь по нему. Мигрень, моя постоянная спутница в последние дни — как темная дымка на горизонте истаивает, не оставляя после себя даже тени.
— Как же хорошо с тобой, Маргаритка, — вырывается из меня то, что лучше бы не озвучивать пока.
Что называется — селяви.
Вот уже кончилось сопротивление Владислава Каримовича, он уже почти готов вилять хвостом и подрыгивать лапкой.
Все потому что у кого-то слишком волшебные пальчики!
А я ведь хотел от этого отказаться. Дурак дураком, и уши у меня холодные.
— И мне с тобой хорошо, — тихонько, сокровенным шепотом признается Цветочек.
Я сам ощущаю, как с каждой секундой ближе к аду.
Всякий раз, когда я называю её Цветочком — я думаю о всем известной картинке. Маленький слабый колокольчик, чей стебелек можно переломить легким прикосновением, — прорвавшийся сквозь бетонный асфальт. Нашедший маленькую трещинку. Пробившийся в неё…
Все это про неё — про эту девчонку. Слабую, уязвимую, отчаянно нуждающуюся в защите. Ей не повезло. Она могла найти кого-то гораздо милосерднее меня. Но прежде чем она это сделала — я сам её нашел. И теперь уже… Черта с два кому-то отдам.
Цветочек массирует мне виски и даже не подозревает, насколько малое расстояние её отделяет от того, чтобы я приподнялся и одним движением поменял расположение нас с ней относительно друг друга.
Благо — на ней платье, и лимузин едет ровно! Что помешает?
Ответ оказывается неожиданным.
Мешает реализовать этот план, состряпанный на коленках — причем даже не на моих коленках — обычная вибрация в моем кармане.
И возбужденный голос нужного человека.
— Есть контакт, шеф, — ликующе возвещают мне с той стороны трубки, — он решился.