Мой невозможный дракон
Шрифт:
Она только мысленно хихикает. Ладно, прерывать разговор с женой, а то он свернул куда-то не туда. Плавно выскальзывая из её сознания, и возвращаюсь в своё тело в машине. Двигатель тихо урчит, за окном тёмные улицы мелькают в свете фонарей. Время идёт, а мне ещё нужно разобраться с этим цирком.
Первым делом связываюсь с Лакомкой по мыслеречи:
— Нужно срочно выяснить, что произошло между Феанором и Воробьёвым.
Лакомка откликается мгновенно, голос в голове чёткий, но с лёгким оттенком
— Телепаты могут просканировать Семёна Воробьёва…
Я качаю головой:
— Не лучшая идея. У него стоят щиты. Если мы их взломаем, а потом Охранка начнёт разбирательство, нам зададут неприятные вопросы. Почему, мол, мы вскрыли защиту сына боярина и вызнали чужие родовые тайны?
На том конце мысленной связи слышится лёгкий вздох, потом Лакомка предлагает:
— Тогда давай спросим у Феанора.
— Вот это уже ближе к делу. Пусть передаёт воспоминания. Сходи к нему со Смородиным.
— Поняла.
От Феанора можно ожидать чего угодно. Учитывая его дружелюбный характер, он мог напрыгнуть на Воробьёва просто потому, что тот слишком долго на него смотрел. Или, наоборот, Семён решил поиграть в интриги и поплатился.
Я остаюсь в теле Лакомки — не могу же оставить свою жену и мать моего будущего ребёнка один на один с отрезателем рук. Лучше проконтролировать контакт с этим прославленным Воителем.
Пока альва идёт по коридору, я заодно сканирую её организм. Энергобаланс в норме, но нет предела совершенству — слегка подправляю, чтобы всё работало ещё лучше.
По пути она оглядывается, а затем зовёт:
— Витя! Иди сюда, ты нам нужен.
Смородин, телепат из вассально рода, оборачивается:
— Да, конечно, госпожа, — и почтительно идет следом.
У двери комнаты Воителя стоят двое гвардейцев —без намёка на расслабленность. С таким гостем иначе нельзя.
Как только мы приближаемся, один из них открывает дверь перед Лакомкой. Она оборачивается:
— Витя, постой пока здесь. Я позову;
Лакомка делает глубокий вдох. В её мыслях ощущается напряжение, но страха нет. Она не боится своего дялю, но на всякий случай я тихо бросаю ей в мыслеречь:
— Не волнуйся. Если что, я могу сразу его вырубить. Просто он об этом пока не знает.
Она усмехается, чуть расслабляется.
— С тобой мне никогда не страшно, мелиндо.
Входим в комнату.
Феанор стоит у окна, спиной к нам, смотрит в сторону зимнего сада. Вид у него задумчивый. Руки скрещены за спиной, осанка напряжённая, но гордая — типичное «я-не-винова-а-а-ат». Даже не делает вид, что замечает племянницу.
Лакомка хмурится.
— Дядя, почему ты напал на нашего гостя? Что ты устроил?
Феанор, не поворачиваясь, лениво скользит взглядом по стене, будто разглядывает узоры на обоях.
— Это не твоего ума дело,
Лакомка даже не моргает.
— Он уже тебя слушает.
Феанор резко поднимает брови, чуть ухмыляется, но в глазах мелькает раздражение.
— Так ты его жена или марионетка?
— Скажи ему, что он ходит по краю, — замечаю я. — И еще одно слово в подобном тоне — и вылетит за него.
Лакомка прищуривается, губы поджимаются, но злости в голосе нет — только ледяной укор.
— Мой муж передаёт: ещё одно дерзкое слово, дядя, и он тебя «выбросит за край». Дословно.
Феанор хмыкает, лениво поглаживая бороду, в его взгляде проблеск эмоции — раздражение. Но он не спорит.
— Тот сосунок-человечишка назвал мои уши ослиными, — тихо говорит Воитель, наконец решившись объясниться. — Поэтому получил культю на память. Я мог бы отрезать ему грязный язык, но тогда пришлось бы захватить и голову.
Лакомка кивает, в голосе облегчение:
— Значит, тебя спровоцировали? Фух. Правда же, дядя, проще говорить начистоту, а не грубить? Сейчас подойдёт наш телепат, и ты передашь ему воспоминание.
Феанор снова хмыкает, но не торопится возражать. Наигранное безразличие — альвы в этом хороши.
Лакомка открывает дверь, и в комнату входит Витя Смородин. Он оглядывается на Воителя боязно.
— Дядя, прошу, — ровно говорит Лакомка, жестом приглашая Воителя исполнить просьбу.
Витя встречается взглядом с Феанором — вежливо, но с внутренней настороженностью.
— Сударь, подумайте о том, что видели, — произносит он спокойно.
Феанор на миг задерживает взгляд на нём, в воздухе пробегает тонкая искра напряжения. Но в итоге он нехотя подчиняется, и через мгновение Витя перехватывает воспоминание. А затем делится с Лакомкой.
Я, всё ещё находясь в теле жены, мгновенно подхватываю переданный образ.
Перед глазами вспыхивает сцена. Семён Воробьёв с кривой ухмылкой бросает колкость, нелестно отзываясь об ушах Воителя. Мгновение — и Феанор выходит из себя. Вспышка гнева, движение быстрее мысли, мгновенный удар. Рука Воробьёва ещё в воздухе… но вот она уже на полу.
Я моргаю, возвращаясь в реальность. Ну и дурак же этот Воробьёв. Можно было бы подумать…
Вывод напрашивается само собой: всё это было подстроено. Семибоярщина не просто так выбрала Феанора — они знали его несдержанность, намеренно надавили на больное, рассчитывая, что он не выдержит. И не прогадали.
Зря я вообще взял Воителя в Кремль — он там не сдержался, и бояре тут же увидели его характер. Хотя, пофиг. Если бы не он, они нашли бы другого, кто сорвётся. Дело не в личности, а в самом факте — им нужен был повод.