Мой Однолюб. В его сердце другая

Коваль Лина

— Правда.

— Нет.

Ваня сжимает мою руку, гладит.

Я на него смотрю растерянно. Но неправда ведь. Папа всегда жил дома, кроме смен в Каменке. Они с мамой ходили в гости, редко, но посещали театр, мы все вместе ездили в отпуск.

Мы были обычной семьей. Не без закидонов, конечно.

Я думаю, у каждой семьи есть свои особенности, которые, если посмотреть в увеличительное

стекло, кому-то покажутся ненормальными. Но это не их дело — судить.

— Ты младше меня, — рассуждаю. — Значит, твоя мама с отцом встретились не сразу?

— Нет. Мама не смогла наблюдать за их отношениями и бросила институт. Перевелась в колледж на медсестру, закончила его и по распределению попала сюда, в Каменку.

— Папа сам ее нашел?

Адель складывает руки на груди и дует губы.

— Сам? — повторяю.

— Нет, — буркает она. — Она первая ему позвонила, когда в поселковую больницу стали искать хирурга на четверть ставки.

— Ясно, — морщусь.

Внутри становится хоть капельку легче.

Папа Софью не искал. Она сама его нашла.

— Ты извини, что я так сделала с… похоронами, — виновато смотрит на меня Адель. — Папа про тебя только хорошее говорил, Тая, всегда рассказывал, что у меня есть сестра, и фотографии показывал.

Задираю голову к потолку и плачу.

Если бы эта девочка знала, насколько важны мне её слова.

— Просто мы с мамой всегда не отсвечивали. Она очень добрая, мягкая, самая лучшая, — с обидой в голосе проговаривает. — А папа так меня любил. Он все мне прощал: и двойки, и сигареты, и деньги у него воровала, было дело. И я подумала. Мы столько лет были с мамой вторыми. Будет справедливо, если хотя бы сейчас, хоть в чем-то будем первыми. Понимаете?

Пожимаю плечами.

— Должно быть все справедливо, — со слезами в голосе произносит она. — Все должно быть справедливо.

— Пусть будет так, — с горечью отвечаю.

Мне нужно время, чтобы все осознать и простить отца. Если человек чего-то не понимает, время всегда ему объяснит. С толком и расстановкой. Это лучший учитель и лекарь.

— Тебя домой отвезти? — спрашивает Ваня у Адель.

— Нет. Я поеду к маме в больницу. Она на смене.

— Отвезем.

Рассказ Адель немного прояснил ситуацию и, удивительно, но мне стало легче. Я, словно навигатор, переключаюсь на другую цель. Мне нужно поговорить с мамой. Спросить у нее, знала ли она о том, что папа параллельно присутствовал в жизни Софьи и у них есть дочь?

С сестрой прощаемся

холодно. Я внимательно слежу за тем, как она бежит к дверям приемного покоя. В ее походке узнаю отца и снова ловлю себя на мысли, что мне обидно. Я-то похожа на него меньше…

— Сигареты заканчиваются, — проверяет Ваня пачку на панели. — Сейчас до киоска сбегаю. Тебе что-нибудь взять?

— Нет, спасибо.

Оставшись одна, ловлю теплый салонный воздух губами и пытаюсь усмирить отголоски боли в груди. На эмоциях хватаю «Мальборо» и зажигалку, дергаю оставленный Соболевым ключ в замке зажигания и открываю окно.

Я бы никогда не посмела начать курить. Папа это порицал, а я была хорошей девочкой.

Вкус сигареты на языке терпкий и горький. Будто послевкусие от Ваниного поцелуя, только раз в сто острее.

Кашляю, но монотонно курю. Одну затяжку за одной. Назло.

Когда Ваня усаживается рядом, не успеваю избавиться от следов своего первого в жизни преступления.

— Я тебе по жопе дам, королева, — ругается он, выкидывая окурок в окно. — Ты сбрендила?

— Не ругайся, — прошу его расслабленно.

— Тебе еще детей наших рожать, чтоб я больше не видел.

— Не буду, — вздыхаю.

С умиротворением разглядываю его. Большой, сильный и вкусный. Только мой. Однолюб мой. Слово еще такое дурацкое, где только взял его?

Он забил на все: на работу, на свои желания, на секс. Он просто рядом. Стеной стоит на страже моих интересов. Это ценно. Еще и потому, что я ощущаю такую заботу впервые.

— Ты хочешь сына или дочку, Вань? — спрашиваю, пока «Рэнж Ровер» на высокой скорости уносит нас в сторону города.

Соболев довольно улыбается.

— Дочку хочу. Алису Ивановну.

Смеюсь. Счастье берет верх над грустью.

— А я сына. Марка Ивановича.

— Посмотрим, кто кого? — по-мальчишески задирается Ваня.

Впервые за неделю думаю, что очень его хочу. Соскучилась.

Я захватываю его руку, тяну к себе и нежно целую. Перебираю пальчиками сбитые костяшки. Чувство благодарности переполняет. Чувство любви уже переполнено и разливается внутри меня сладким, тягучим шоколадом.

На улице темнеет. Я все больше думаю об отце и предстоящем разговоре с мамой.

— У нее есть велосипед… Ты видел? — спрашиваю с надрывом.

Отчаянно хочется с ним поделиться. Болью и раздражением. Только он меня поймет и не осудит.