Мой Однолюб. В его сердце другая
Шрифт:
— Я тебе тоже куплю, малыш. И ездить научу. Не парься.
— Откуда ты знаешь, что я не умею? — замираю.
— Ты сама говорила. В Турции. Забыла?
Подмигивает мне, возвращая руку на руль.
— Забыла, Вань.
Мысли в голове хаотично скачут с обиды на обиду, как пчелы с цветка на цветок. Я не могу заставить себя успокоиться. Даже применяемые техники «трансерфинга реальности»
Жалуюсь дальше.
— Он ей все прощал, Вань. Сигареты, двойки, воровство…
— Думаю, у Александра было чувство вины, — Соболев откашливается. — Из-за этого.
— Он ей все прощал… А мне нет, — усмехаюсь. — Он ее больше любил…
С ног до головы накрывает. Ревность, скорбь, страх, любовь и ненависть — коктейль отвратительный. Хочется плеваться.
— Не любил… — шепчу.
— Не факт, Тая. Зато ты посмотри, какая ты получилась?
— И какая же?
— Идеальная, — тепло отзывается Ваня.
Морщусь. Вроде комплимент, а в контексте разговора с Адель звучит противно.
— Да уж, — без энтузиазма заключаю. — Нелюбимым приходится быть идеальными. А любимых любят просто так.
Глава 41. Тая
Спустя пять дней
— Привет.
Ваня нарушает привычный полумрак в спальне тем, что щелкает по выключателю, а затем нависает над кроватью.
— Дик звонил, — недовольно выговаривает.
— Тебе?
Мое равнодушие явно Соболеву не нравится. Он тяжело вздыхает и усаживается рядом.
— Зачем ты отказалась от конкурса, Тай?
— Не хочу… Больше не хочу, Вань.
— Бред какой-то. Ты же мечтала занять первое место на области, рассказывала мне, как потом поедешь на «Красу России».
— А ты называл все это «выставками для собак»…
— Я виноват? — светлые брови удивленно приподнимаются.
Тут же смягчаюсь. Понимаю, что перегнула. Собственная боль перечеркивает всё. Отношения, мечты и цели. Но Ваня… Он — это единственное, что позволяет мне держаться.
— Нет, конечно. Ты точно не виноват.
— Давай-ка собирайся, — вздыхает он устало и проходит к шкафу. — Вместе поедем на твою репетицию.
— Я не поеду, — поспешно отвечаю.
— А я тебя не спрашиваю, если ты не заметила. Мужик в доме главный. Сказал поедешь — значит поедешь.
Если
Злюсь, но поднимаюсь, скидываю ночную рубашку и послушно натягиваю выданные мне носки, трусы, легинсы и толстовку.
— Пойдем, — говорит он тихо, щелкая выключателем.
— Соболев, — шиплю недовольно. — Это ты встал с кровати, одежду натянул и уже красивенький, а мне надо как минимум консилер под глаза нанести и волосы расчесать.
Ваня снова включает свет и пристально смотрит на моё лицо. Цокает, склоняя голову.
— Не подумал. И правда надо, малыш, — со смешком выговаривает.
— Да иди ты, — впервые за несколько дней улыбаюсь.
Быстро собираюсь.
Во Дворце Культуры как обычно много людей. В большом зале Роб встречает меня аплодисментами и вежливо просит подняться на сцену. Многие из участниц приветливо машут и интересуются, как дела, а некоторые — недовольно закатывают глаза.
Я походкой от бедра занимаю свое законное место в центре, и принимаю исходное положение. Ваня, лениво вытащив ладонь из кармана брюк, обменивается с Робертом рукопожатием и усаживается рядом с ним. Спелись, короче…
Под светом софитов, частично направленных со сцены в зал, мой жених выглядит уставшим, но всю репетицию не сводит с меня горящих глаз, подбадривая одним своим присутствием, а в перерыве покупает в буфете чай.
На победу у меня и правда неплохие шансы.
Пока повторяю проходки и движения из общего танцевального номера, внутри снова зарождается знакомый мандраж. Тело откликается и вспоминает каждую связку.
Ругаю себя. Борюсь с привычной апатией.
Конкурс совсем скоро. Я так долго к этому шла. Неужели ссора с мамой заставит меня отказаться от своей цели?
Это и ссорой-то не назвать.
Мама просто наорала на меня в присутствии Соболевых. Обвинила в том, что в ситуации с захоронением папы виновата только я и все, что я ей рассказала про Адель и Софью неправда. Просто не может быть правдой.
Мы обе плакали навзрыд.
Яна Альбертовна хотела успокоить, но в итоге Ваня жестко пресек дальнейшие мамины попытки меня обидеть и увез домой.
— А может и неплохой этот мужик, твой Соболев, — задумчиво произносит Дик, когда Ваня отлучается для того, чтобы поговорить по телефону.
— Самый лучший, — с гордостью произношу.
После изнуряющей репетиции, действующей на меня как транквилизатор, мы едем домой.