Мой отец генерал Деникин
Шрифт:
Махров вспоминает: «Он (Деникин) показался мне невыразимо усталым. Протянул мне приказ и сказал: «Мое решение бесповоротно. Армия потеряла веру в вождя, я потерял веру в армию…»
Совет собрался вечером 3 апреля. В тот же вечер телеграммой Драгомиров сообщил Деникину, что все собравшиеся члены совета, за исключением командующего флотом, более расположенного к Врангелю, чем к Деникину, выступили против выборной процедуры, подобной той, что практиковалась в Красной армии, и подтвердили свое желание видеть своим главнокомандующим Деникина. Тот ответил следующее: «Морально сломленный, я больше не могу ни одного лишнего дня вынести груз возложенных на меня полномочий. Я приказываю совету выполнять свой долг».
Поздним
«1. Генерал-лейтенант Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными силами Юга России.
2. Всем шедшим честно со мною в тяжкой борьбе — низкий поклон.
Господи, дай победу Армии и спаси Россию!»
Получив это подтверждение своего назначения, Врангель в свою очередь подписал приказ по армии: «Я разделил с Армией честь ее побед, и я не могу отказаться выпить вместе с ней чашу унижений. Черпая свои силы в доверии моих старых соратников, я соглашаюсь принять пост главнокомандующего».
Хотя Деникин передал Врангелю лишь свои военные полномочия, последний стал считать себя также и гражданским правителем. В своих мемуарах он напишет, что, став «правителем и главнокомандующим вооруженными силами юга России», он «соединил всю полноту военной и гражданской власти, не знающей никакого ограничения». Ему удалось восстановить в армии дисциплину, наладить отношения с Францией. Перейдя в контратаку, он на голову разбил красных в мае и июне и высадил десант в Кубани. В августе Мильеран, тогда председатель правительства, сообщил Врангелю, что Франция готова официально признать его… Увы, Кубанская экспедиция потерпела фиаско. Красная армия получила значительное подкрепление с Западного фронта после войны с Польшей, одержавшей победу благодаря умелому руководству генерала Вейгана, и в октябре развернула масштабное наступление на Крым. В ноябре остатки Белой армии, погрузившись на корабли, покинули Россию.
Врангель, не дожидаясь трагической развязки, но уже предвидя ее, начал объяснять во множестве статей и интервью возможный разгром своей армии «тяжелым наследством, оставленным мне Деникиным». Было предпринято несколько попыток восстановить истину. Я процитирую здесь лишь отрывок неизданного письма, написанного 1 декабря 1920 года генералом Шапрон дю Ларре, последним адъютантом Деникина, и адресованного Врангелю.
«Когда генерал Деникин вступил в должность Главнокомандующего по приказу генерала Алексеева, то наследием ему было около 2500 солдат армии, не выходившей ни на минуту в течение последних пяти суток из кровавого боя, без пищи и питья, совершенно раздетой, имеющей от 5 до 10 патронов, около 60 снарядов и обоз с ранеными в 12 верст длиной. […] Армия уходила без тыла, без базы, без всякой надежды на чью-либо помощь, без всякой возможности каких-либо сношений с внешним миром, но с твердой верой в дело и своего любимого вождя, генерала Деникина. Он оправдал доверие к нему Армии, правда, тогда в ней не было разлагающих, пошлых честолюбцев.
Переданное Вам генералом Деникиным наследство, о котором вы жаловались всему миру через прессу, было: армия до 40 тысяч бойцов, хотя сравнительно и плохо, но одетая, вооруженная, снаряженная миллионным запасом патронов и громадным количеством снарядов, с аэропланами, танками, с флотом, […] с миллионным запасом зерна. Повторяю, все это Вами было принято в Крыму, когда море было в вашем распоряжении, а не в руках противника».
Шапрон дю Ларре возвратился к более отдаленному прошлому.
«Когда, с первых же дней русской революции, началась трагедия русского офицерства, забрасываемого потоками грязи, […] восстал всей силой своего мощного духа
[…] Вы, сознавая приближение конца, кричали, что Ваш величайший грех — это Ваше исключительное честолюбие, которому Вы всю свою жизнь приносили в жертву решительно все и вся. Вы клялись, что Вы каетесь с полной искренностью и что, если Вам Господь дарует жизнь, Вы отбросите от себя навсегда Ваше честолюбие… и что же после? Ваше письмо генералу Деникину…
Вы Бога обманули, генерал!»
Вечером 4 апреля 1920 года бывший главнокомандующий ВСЮР, подписав последний приказ, простился с офицерами своего штаба. Вся атмосфера прощания — напряженные лица, сочувственные взгляды — не предполагала официальной речи, и тем более исторических фраз. Деникин в полном молчании пожал руки, обменялся тремя русскими поцелуями с наиболее близкими друзьями, спустился в зал, где собрались офицеры его охраны. Это были в основном ветераны, чьи многочисленные раны не позволяли им принимать активное участие в боевых действиях. Деникин знал их всех по именам, общие воспоминания двух первых походов сплотили их со своим главнокомандующим. Они держали себя не столь натянуто по сравнению с офицерами штаба, меньше скрывали свои чувства, некоторые, отбросив ложный стыд, плакали. Деникин с трудом держал себя в руках. Один однорукий офицер обратился к нему:
— Почему, Ваше высокопревосходительство?.. Почему?.. Чувствуя комок в горле, генерал сделал над собой усилие и ответил:
— Сейчас мне очень трудно Вам это объяснить. Когда-нибудь Вы поймете…
Деникин не в состоянии был больше говорить и ускорил свой отъезд. Он вышел из зала, высоко неся голову, в его походке чувствовалось что-то механическое.
На улице его ждал Романовский. Сев в автомобиль, они направились к британской миссии. Здесь встретили Хольмана. К пристани представители Белой армии ехали в нескольких автомобилях. Два военный судна, одно английское, другое французское, были готовы сняться с якоря. Был выстроен почетный караул солдат союзнической миссии. Генералы прошли вдоль шеренг этого караула, на солдатах которого не было ни одного русского мундира.
Французы пригласили Романовского подняться на свой корабль. Хольман задержал его.
— Не оставляйте вашего начальника одного!
Генерал для поручений Шапрон дю Ларре и три или четыре офицера, которым удалось добиться разрешения сопровождать Деникина, поднялись на французский миноносец. На корабле, где находились Деникин, Хольман и Романовский и который первым поднял якорь, развевался государственный флаг Соединенного королевства. Спустилась ночь. Стоя на сходнях, бывший главнокомандующий смотрел, как берег постепенно теряет свои очертания. Когда последний луч солнца, позволяющий ему разглядеть удаляющуюся русскую землю, исчез, он спустился в свою каюту.
Набережная Константинополя. Деникина встречают русский и британский атташе. Последний подбегает к Хольману и произносит нервным шепотом несколько фраз. После публикации в печати писем Врангеля к Деникину и его критических замечаний в адрес бывшего главнокомандующего атмосфера в русском посольстве стала невыносимой… Хольман, обратившись к Деникину, выразил ситуацию в следующих словах:
— Было бы лучше, если бы мы с Вами прямо отсюда направились на борт «Мальборо».
Деникин повернулся к русскому военному атташе Агапьеву: