Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»

фон Риббентроп Рудольф

Своей аннексией Тешинской области во время судетского кризиса страна не приобрела особой популярности в общественном мнении Великобритании. С немецкой точки зрения многое говорило в пользу того, что под влиянием изменения баланса сил в Центральной и, вследствие этого, в Восточной Европе Польша отойдет от «балансирования» и будет оптировать. Так как комиссар Лиги Наций Буркхардт полагал, что поляки боялись русских больше, чем немцев, в Берлине вычислили шанс договориться с поляками. Выторговать за объединение с рейхом Данцига, который, как уже говорилось, и без того управлялся национал-социалистами, и экстерриториальную связь между обеими частями Германского рейха гарантию польских границ — не только коридора, но и Верхне-Силезского промышленного района — должно было бы быть чрезвычайно привлекательно для Польши. Не стоит в этой связи упускать из виду,

что фактически вместе с этим была бы дана также и гарантия польской восточной границы против советской агрессии, так как, согласно положению вещей, Гитлер не смог бы примириться с выступлением России против Польши.

Германская политика являлась по-прежнему последовательной. Исходный пункт — создание оборонительного рубежа против большевистского Советского государства и усилия относительно подстраховки на Западе, то есть со стороны Англии и Франции, по крайней мере, в смысле политического нейтралитета; другими словами, «свобода рук» в Восточной Европе, то есть допущение восточноевропейского антибольшевистского блока под германским руководством.

Мы показали, что немецкой политике, ввиду отказа Великобритании и Франции принципиально договориться с Германией в ее позиции в Центральной Европе, ничего не оставалось, как скорейшим образом укрепить сначала эту позицию в надежде встретить у обоих западных правительств, в конечном итоге, понимание необходимости и естественности немецкого влияния в Восточной Европе.

Эта надежда была обоснованна, как показывает, например, один интересный английский документ. Речь идет о письме британского министра иностранных дел Галифакса британскому послу в Париже сэру Эрику Фиппсу, датированном 1 ноября 1938 года [201] . В дальнейшем я приведу перевод этого письма, которое с полным правом можно рассматривать как меморандум для будущей британской политики, в виде выдержки:

«Дорогой Фиппс,

В Вашей телеграмме номер 1120 от 4 октября Вы упоминаете иногда выражаемую точку зрения, французское правительство может, поддавшись вызванному немецкими происками искушению, дистанцироваться от правительства Его Величества. Так же, как и Вы, я никогда не относился с большим доверием к этой теории, так как она, по моему мнению, недостаточно учитывает фундаментальные факты немецко-французских отношений.

201

DBFP, Third Series, Vol. III, Dok. No. 285.

Положение, как я его вижу, является примерно следующим: мир в Европе не будет гарантирован до тех пор, пока не будет достигнуто подлинное соглашение между Германией, Великобританией и Францией.

Одна из основных трудностей в прошлом заключалась в нереалистичной позиции, занятой Францией в Центральной и Восточной Европе. Франция желает, опираясь на свои блоки, оказывать большое влияние на политику центральноевропейских государств, однако из-за возрастания немецкой мощи и пренебрежения собственными усилиями по обороне не может исходить из того, что ей удастся и далее поддерживать эти требования. Одновременно факт этих французских требований вызывает в Германии постоянное раздражение. Немецко-французские отношения после заключения Мюнхенского соглашения, означающего радикальное изменение французской политики в Центральной Европе, должны будут строиться заново.

Отныне мы должны считаться с доминирующим положением Германии в Центральной Европе. Между прочим, я всегда полагал, что когда Германия снова достигнет однажды своей нормальной мощи, это доминирующее положение по географическим и экономическим причинам невозможно будет предотвратить.

В этих обстоятельствах, как представляется мне, Великобритания и Франция должны поддерживать свое преобладание в Западной Европе, располагая военной силой в объеме, который сведет любое нападение на них к игре ва-банк. Сверх того, они должны твердой рукой удерживать свои позиции в Средиземном море и на Ближнем Востоке. То же самое справедливо и для их колониальных империй. Их связи с США должны поддерживаться насколько вообще возможно прочными.

Важнейший урок, который мы должны извлечь из кризиса, заключается в неразумии проведения внешней политики на основе недостаточной военной мощи. В своем письме Вам от 28 октября я затронул наши усилия по ликвидации пробелов в нашей обороне и значение, которое мы придаем соответствующим усилиям Франции. Можно принять немецкую экспансию

в Центральной Европе, по моему мнению, являющуюся нормальным и естественным процессом, однако мы должны быть в состоянии воспротивиться немецкой экспансии в Западной Европе, если мы не хотим попасть в угрожающее положение. Было бы фатально, если бы мы вновь попались с недостаточной военной мощью.

С другой стороны, у меня нет возражений, при непременном условии, что представленная концепция («lay-out») ясна и необходимость достаточной военной мощи принимается, против прямых немецко-французских переговоров, которые разрядили бы атмосферу. (…)

Непосредственное будущее неизбежно станет временем более или менее болезненного приспособления к новым реальностям в Европе. В то время как я заключаю, что мы увидим консолидацию позиции Германии в Центральной Европе, а Великобритания и Франция будут делать то же самое в Западной Европе, на Средиземном море и за океаном, некоторые факторы остаются неясными. Какую роль будут играть Польша и Россия? Если Польша Бека, как я предполагаю, никогда не сможет объединиться с Россией и если Франция, после того, как раз обожглась в Чехословакии, ослабит союз с Польшей, то последняя может, вероятно, все в большей степени попадать в немецкую сферу влияния. С другой стороны, Советская Россия, пока живет Гитлер, едва ли может стать союзником Германии, хотя и имеются совершенно очевидные экономические причины для того, чтобы свести их. Россия могла бы решиться на изоляцию или же она может предпочесть через русско-французский союз остаться в связи с западными державами.

Существует еще проблема возможной немецкой экспансии на Украину. При условии, что Франция, я надеюсь, сохранит себя и нас от того, чтобы дать себя впутать Россией в войну с Германией, я не решаюсь советовать французскому правительству расторгнуть пакт с Советской Россией, так как будущее слишком неопределенно. (…)

Наконец, я надеюсь, что вступление в силу британско-итальянского соглашения улучшит наши отношения с Италией и что французам, возможно, удастся достичь того же самого. Хотя мы и не можем надеяться, что переманим Италию от оси, мы все же полагаем, что соглашение увеличит свободу действий Муссолини и сделает его меньше зависимым от Гитлера, чтобы он снова смог взяться за свою классическую роль — балансирование между Германией и западными державами. (…)»

Данный, как его именует Галифакс в письме к Фиппсу, британскому послу в Париже, «lay-out» возможной британской политики, соответствует в значительной степени немецкой концепции политического преобразования Восточной Европы, в конце 1938 года становившейся, казалось, реальностью. Галифакс исходит из однозначного отделения интересов в Западной Европе. Оно было признано со стороны Германии формальным отказом от Эльзас-Лотарингии и уже в качестве предварительной работы признанием британского преимущества на море. Он исходит из соответствующих позиций Англии и Франции в Средиземном море и на Ближнем Востоке. Стоит вспомнить в этом месте сомнения отца в отношении немецкой интервенции в пользу Франко в Испании [202] . Следует, однако, зафиксировать, что после окончания гражданской войны Германия снова полностью ушла из Испании. Галифакс считает немецкое преимущество в Центральной и Восточной Европе нормальным и естественным. Он исходит из непримиримого соперничества между Германией и Советским Союзом, неизменно объявлявшегося Гитлером основой его политики. Он осознает возможность добиться вследствие этого фактического равновесия, советуя французам не отказываться от пакта с Россией. Во всей концепции он видит expressis verbis возможность сконцентрироваться на сохранении соответствующих колониальных империй.

202

Ribbentrop, J. v.: Zwischen London und Moskau, S. 88.

Он верно констатирует в то время еще неясную позицию Польши, ее он, однако, рано или поздно видит в немецкой сфере влияния. Это означает, другими словами, желаемую Германией «свободу рук» в Восточной Европе, с тем чтобы организовать ее антибольшевистски. Желание и надежда британского министра иностранных дел не ввязываться в возможные восточноевропейские распри, должны были привести фактически к заявлению о нейтралитете Запада в случае возникновения войны в Восточной Европе. Интенсивные усилия по вооружению Великобритании и Франции должны были подкрепить эту политику в военном отношении.