Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»
Шрифт:
«Континентальная шпага» — давнишнее обозначение союзной с Великобританией континентальной державы, поставлявшей сухопутные войска, с тем чтобы бороться в союзе с Англией против сильнейшей державы на европейском материке. Однажды в прошлом и Пруссия играла эту роль. Две нынешние «континентальные шпаги» Великобритании — или стоит Францию и Польшу назвать уже европейскими «шпагами» США? — были устранены. В отношении последней можно спокойно утверждать, что ею пожертвовали. Для немецкой стороны открывались теперь следующие варианты:
Наиболее очевидным, но и, без сомнения, самым трудным и рискованным вариантом являлось прямое нападение на Британские острова, то есть высадка. Планирование кампании осуществлялось под кодовым названием «Морской лев».
Вторым вариантом было изгнание англичан из Средиземноморья. Таким образом, перерезалась бы главная артерия Британской империи и
Третья альтернатива состояла в «сплачивании» в Европе, возможно, политическом переустройстве [333] и организации вооружения с помощью расширенных возможностей на оккупированных территориях при одновременном ведении войны подводных лодок.
333
В долгосрочной перспективе, если не будет соглашения с Англией, планировалось объединение европейских государств под руководством Германии. Отец придерживался этого плана даже на поздних стадиях войны, например в записке «Относительно европейского союза государств» от 21 марта 1943 года. Вернер Бест о Риббентропе в: Matlok, Siegfried (Hrsg.): D"anemark in Hitlers Hand, Husum 1988, S. 202.
В качестве четвертого варианта должно быть упомянуто свержение Советского Союза, хотя, как мы увидим, поначалу о решении на этот счет не думали. Если Гитлер и в самом деле, как утверждается, приказал летом разработать план кампании против России, то это могло быть сделано из предосторожности, под впечатлением русской экспансии на Запад. Я уже указал, что оккупация Северной Буковины не отвечала германо-русским соглашениям. Кроме того, все генеральные штабы на свете, и это можно считать трюизмом, должны разрабатывать теоретические планы на все мыслимые случаи, не имея возможности оказывать тем самым какое-либо влияние на политику страны, тем более определять ее. Решающими являются соответствующие политические аспекты:
• Первым вариантом — операция «Морской лев», высадка на Британских островах — занялись сразу же после окончания кампании на Западе. Тут и аукнулось то, что дали уйти большей части британского экспедиционного корпуса в Дюнкерке. Однако непременной предпосылкой успеха операции «Морской лев» являлось достижение превосходства в воздухе над каналом. Этого добиться не удалось.
• Для второго варианта, изгнания англичан из Средиземноморья, важной предпосылкой было устранение Гибралтара.
• Третий вариант, наращивание немецкой позиции с одновременным ведением войны подводных лодок против Британских островов, без сомнения, дал бы США время для ускорения усилий по вооружению. Отсюда эта немецкая опция должна была бы быть дополнена поддержанием дружественных отношений с Советским Союзом. Однако начиная с определенной даты не позднее визита Молотова в Берлин в ноябре 1940 года Гитлер полагал, что именно на это он не может рассчитывать.
Гитлер — как мы знаем — в конце концов, после долгих колебаний, выбрал опцию нападения на Советский Союз, в его представлении, последнюю «континентальную шпагу» Великобритании, с тем чтобы раз и навсегда обезопасить свой тыл. В этом месте необходимо со всей определенностью констатировать, что данное решение было принято лишь тогда, когда выяснилось, что условие проведения операции «Морской лев», а именно превосходство в воздухе над Ла-Маншем, не может быть достигнуто и что предпосылка для решающего удара по Empire в Средиземноморье нереализуема. Ключевым здесь должен был бы явиться захват Гибралтара, осуществить его не представлялось возможным из-за отказа Франко объединиться для этой цели с рейхом.
Если объективно рассматривать ход Второй мировой войны с немецкой точки зрения, то неоднократно напрашивается вывод, что превентивная война против Советской России — «превентивный» следует понимать в самом широком смысле этого слова — явилась решительным поворотом к урону для Германии. В этой связи возникает вопрос, что побудило Гитлера сознательно развязать войну на два фронта. Разве не он обвинял кайзеровское правительство Германии в том, что оно не смогло избежать войны на два фронта в Первой мировой войне? Гитлер сам еще раз повторил это в своих последних диктовках [334] :
334
Cassell (Hrsg.): The Testament of Adolf Hitler, London 1961, S. 63 ff.
«Я неизменно придерживался
Тем не менее, продолжает он, существовал целый ряд причин, делавших нападение на Россию неизбежным: советский шантаж, позарез необходимое сырье, идеологический контраст и советские приготовления к агрессии. Это звучит уж очень похоже на «оправдание».
Наиболее убедительно теории о мотивах важных решений поддерживаются, прежде всего, «фактами». Конечно, «факты» в отношении побудительных причин поддаются интерпретации. Необходимо поэтому проверить, согласуются ли они или противоречат уже выдвинутым теориям. Современная историческая наука предлагает красочный букет объяснений и мотивов решения Гитлера напасть на Советский Союз. Частично они противоречат друг другу. Моей задачей здесь не может явиться полный обзор состояния исследований по вопросу о мотивах Гитлера начать войну с Россией. Я кратко затрону популярные теории и изложу затем свою точку зрения, сложившуюся у меня, прежде всего, на основе личной информации из родительского дома, а также по имеющимся в распоряжении документам. Наконец, я кратко опишу мой опыт в качестве «заурядного офицерика» на «бескрайних просторах России».
Если мы отвлечемся от клеветнических тезисов пропаганды военного времени, которые, однако, вновь и вновь приводятся как раз немецкими «историками», таких, как упоение войной, жажда власти, мания величия и т. д., нам придется иметь дело со следующими возможными мотивами упреждающего удара Гитлера против Советского Союза, их мы должны проверить на убедительность.
Начнем с давно известного и пользующегося популярностью аргумента: Гитлер хотел на деле осуществить изложенный уже в книге «Майн кампф» тезис о приобретении «жизненного пространства», необходимого в его глазах для дальнейшего развития немецкого народа. «Тезис о жизненном пространстве» является, вероятно, наиболее распространенным и привычно принимаемым на веру обоснованием нападения Гитлера на Советский Союз. И в самом деле, в своей книге 1924–1925 годов он решительно разделяет это положение. Он говорит о «земельной политике» в отличие от «коммерческой и колониальной политики» и т. д. Довольно откровенно он отстаивает мнение, что Германский рейх должен искать необходимое «жизненное пространство» «на востоке», тем самым, в конечном итоге, за счет России.
На первый взгляд и при поверхностном рассмотрении аргументы в книге представляются применимыми к войне против России. Определенные аспекты немецкой оккупационной политики, кажется, еще и подчеркивают «тезис о жизненном пространстве». Романтические представления Гиммлера о своего рода военной границе в глубине России, которую должны были защищать «вооруженные поселенцы», представляли собой лишь одну из ее черт. Отстранение Министерства иностранных дел по приказу Гитлера от всех вопросов, касающихся Советского Союза, лежит в той же плоскости. Когда отец хотел передать здание советского посольства в Берлине державе-покровительнице, Гитлер это отверг, приказав предоставить комплекс Восточному министерству Розенберга.
Тем не менее, уместны серьезные сомнения в отношении «тезиса о жизненном пространстве». Сначала о самой книге Гитлера «Майн кампф»: то, что сам Гитлер назвал отцу большой ошибкой написание главы своей книги о внешней политике [335] , еще не говорит против «тезиса о жизненном пространстве». Однако против тезиса, что в 1941 году он хотел реализовать свои принципы внешней политики, высказанные в 1925 году, говорит время, когда Гитлер создал свою книгу, а также ее конкретное содержание. Общеизвестно, что Гитлер написал «Майн кампф» в заключении в крепости Ландсберг после неудавшегося переворота в 1923 году. Его партия была запрещена, политические перспективы являлись весьма для него неопределенными. Несомненно, книга должна была подготовить возвращение в политическую жизнь, иначе и писать ее не стоило. Ему было тогда тридцать пять лет. Фактически он не мог вычислить для себя ни единого шанса в обозримом будущем оказать серьезное влияние на немецкую политику. Таким образом, он считал, вероятно, что ему нет нужды проявлять сдержанность в заявлениях. Дело для него заключалось, прежде всего, в том, чтобы выделиться и найти сторонников среди националистически настроенных немцев.
335
Об этом отец сообщил мне в разговоре, состоявшемся в августе 1944 года.