Мой отец видел Богов
Шрифт:
— Правда? — я встрепенулась. Грустные мысли тут же улетучились. — У тебя закончился творческий кризис?
— Да-а-а, — радостно протянул он.
— Это очень прибыльное дело, — сказал отец. — Я рад, что ты можешь зарабатывать на том, от чего получаешь удовольствие.
Кай немного поник:
— Приятно, что хоть кто-то это понимает…
— А твои родители? Что они говорят? — продолжал отец. Кай совсем скис и замер. Арне попал прямо по больному месту.
— Они считают, что создавать одежду — это не мужское занятие.
— Бред какой-то, — охнула мать. — Все модельеры — мужчины. Мне кажется, что только мужчина может
Кай улыбнулся и закивал.
Он снова немного погрузился в себя. И это было хорошо видно мне и Йону. Сын тоже погрустнел, чувствуя настроение отца.
Мне было известно, что в семье Кая все были военными. Даже его средняя сестра стала военным доктором. Старший брат имел высокое звание и командовал целым отрядом. Отец раньше замещал военного министра, а мать была картографом. Все были очень строгими, знали себе цену и желали, чтобы Кай не нарушил традицию. В интервью газетам отец не называл имя Кая. А когда журналисты пронюхали про то, что у бывшего военного есть сын-модельер, то заговорили разные неприятные вещи. У них была лишь одна совместная фотография с отцом. Кай там широко улыбался и был счастлив. Собственно, это был последний раз, когда родители участвовали в его жизни.
Ему пророчили карьеру летчика, а он решил шить одежду.
«Не мужское занятие. Бракованный ребенок», — говорили родители. Он почти не общался с ними и всю свою жизнь пытался доказать, что занимается чем-то важным.
— Даже не смей, — сказал отец, ударяя рукой по столу. — Слышишь, не смей?
Кай поднял голову, потому что не сразу понял, что обращаются к нему.
— Не смей! — повторил отец. — Главное, что ты вырос хорошим и честным человеком. Любая профессия важна для нашего мира. Ты делаешь женщин красивыми и приносишь немного яркого в нашу скучную жизнь. Разве это плохо?
Кай хотел что-то сказать или спросить, но так и не смог произнести слова. Эти самые слова застряли в его горле, когда сильные руки отца били по столу, а его громкий голос возмущался несправедливости со стороны родителей.
— Важно, чтобы человек был человеком. А для этого не надо иметь звание и привилегии.
— У вас не так, — Кай сказал эти очень тихим и низким голосом, — не так, как в других домах и семьях. У вас уютно.
— Не только у нас, но и у тебя тоже, — отец развел руками. — Добро пожаловать домой, сынок.
Мы еще долго говорили обо всем на свете. Так долго, что маленький Йон не выдержал и пошел наверх спать. Когда же все темы были подняты, а на часах перевалило за полночь, мы тоже отправились наверх. Аккуратно пробравшись в комнату, чтобы не разбудить Йона, мы сели на край кровати и молча смотрели в окно. К нашему удивлению, там было светло, что не характерно для апрельской ночи. Небо приобрело желтовато-грязный оттенок.
— Говори мне всегда обо всем, хорошо? — сказал Кай. Я повернула к нему голову и увидела блеск в его глазах. — Я хочу, чтобы у нас было так же, как сейчас показал Арне. Никаких секретов и страхов перед семьей.
— Ты тоже должен научиться говорить мне все, а не скрывать внутри себя боль.
Он отвел взгляд и тяжело вздохнул:
— Я боюсь говорить о своих страхах и проблемах. Я всего боюсь.
Эти слова прошлись
Обычным человеком.
— Чего ты боишься, Кай? — я обняла его, прошептав это на ухо. Он развернулся и заключил меня в крепкие объятья.
— Потерять тебя, — сказал он, прижимаясь своей щекой к моей. — Твой отец сказал мне у моря, что глупо думать, что ты с кем-то навсегда. Человек всегда может уйти от тебя или его могут забрать. Нужно просто уметь жить дальше и любить тех, кто есть рядом, не сжигая и не растрачивая себя. А еще сказал, что нельзя жалеть о том, что произошло в жизни. Каждый человек меняет нашу жизнь. У каждого из них своя миссия. И тут я кое-что понял.
— Что понял?
— Что Ева научила меня многому. Плохо или хорошо, но она была тем, кто поддерживал меня. И как бы смешно не звучало, но не встреть я ее и не проживи с ней так долго, я бы и не подумал идти к тебе с просьбой примирить нас. И не встретил бы тебя, понимаешь? Ева была лишь мостом к тебе. Большим, трудным, шатким, но мостом. А ты стояла там, по другую сторону, и ждала меня. Или это я сам ждал тебя. Не так важно, потому что каждый из нас нашел то, что должен найти. Она сошлась со своим Адамом, а я встретил свою Герду, которая растопила мое сердце.
Я хотела посмотреть ему в глаза. Но он не отпускал меня и продолжал говорить так, шепча на ухо. И от каждого слова у меня все больше и больше тряслись руки. С каждым предложением мои страхи горели. Горело все. А из пепла возрождалось что-то новое и необычайно сильное.
— Я боюсь тебя потерять. Безумно боюсь, что однажды проснусь, а тебя нет со мной. Все становится неважным, когда речь о тебе. Я с ума схожу, когда ты грустишь. Ты не представляешь, что творилось в моей голове, когда я услышал про отца.
— Все хорошо, Кай, все хорошо, — у меня начинали проступать слезы. Его голос тоже задрожал. Мы сотню раз видели друг друга голыми, но ни разу не лицезрели обнаженные души. Я всегда думала, что в силу возраста он будет учить меня, а не я его. Но прямо сейчас мы учили друг друга.
— Твои родители — замечательные. Я испытал сегодня мерзкое чувство — зависть. Мне захотелось, чтобы твои родители стали моими. Чтобы они были ими с самого моего рождения, — он запнулся. — Когда я сказал про себя отцу, то он спросил, все ли в порядке у меня с ориентацией и не болен ли я на голову. Они водили меня к психологу и давали тесты на профориентацию. Я проходил их сотни, но они твердили свое. Целый год я провел в военной академии среди людей, которых ни интересовало ничего, кроме боевых действий. До семнадцати лет я был там, пока не сбежал. Почему? Я же люблю своих родителей. Почему?
Мне, наконец, удалось посмотреть в его глаза. Мы держали друг друга за головы, смотрели в глаза и слушали сбитое дыхание. Я прижалась губами к уголку его глаз и провела рукой по мягким волосам. Он сказал все, что съедало его все эти годы.
— Когда я им сказал, что Йон у твоего отца, то они очень сильно обрадовались. Они считают, что раз твой отец моряк, то он привьет хотя бы во внуке любовь к подобному. Но я хочу, чтобы он сам нашел себя в этом мире. Мой отец сказал, что это неправильное воспитание и я порчу Йона. Почему? Разве я не прав? Как же паршиво!