Мой первый роман про...
Шрифт:
— Я переведу тебя на Вискас, так и знай. — сонно и злобно грожусь я, стаскивая массивного захватчика сна и вылезая из-под одеяла.
— Мяу. — мурчит наглая рожица, уверенная в полном блефе моих слов.
Ноги облачаются в шерстяные носочки, и я топаю на кухню, доставать его кошачий фуа-гра. Хоть кто-то из нас может пошиковать. Права была мачеха, утверждая, что я работаю на благо своего кота. А, пофиг, несмотря на его барские наклонности, он меня любит и Наталье с Ксюшей всегда от него доставалось стоило им придумать очередной невидимый папе способ для издевательства
Затем следую за биологическими потребностями к полностью оранжевой комнате, где ждет белоснежный трон, после иду на пятнадцать минут в душ, но мокрая и злая вылезаю минут через пять, потому что нарастающий звук будильника грозится дойти до соседей. Выключаю и с удивлением застаю сообщение от хозяйки квартиры.
Мигера: Тебе завтра надо съехать.
Забыв про душ, пялюсь в экран, пока тот не решает, что с него достаточно моего глупого выражения лица и гаснет.
Что значит съехать?
Но почему?
Сегодня день оплаты за следующий месяц. Всегда плачу вовремя, ничего не ломала, никого не приводила, пьяных демаршей не устраивала… а, может, надо было…
Как просто она об этом сообщила…
Хотя, зная ее, хорошо хоть сроки оговорила.
Да какие сроки, завтра надо съехать!
Но как за день найти квартиру? Найти, наверное, можно, но вряд ли за ту сумму, которую я плачу здесь…
И погодите, завтра? Когда она отправила мне эту радостную весть?
Да, замечательно, отправлено вчера в час ночи, но подозреваю, ее завтра — это сегодня… СЕГОДНЯ!
Довольный своей порцией лухари еды, белый кот трется об мои ноги своей пушистой шерсткой. В другой раз я бы оценила такой любвеобильный жест, да еще и с утра, но сейчас я плотно придавлена к полу одним коротким сообщением и не обращаю внимание на мурашки, которыми покрылось от холода тело.
Ни тебе здравствуй, как в том анекдоте, ни мне спасибо… просто съе**зжай, Святослава.
Написать Юле с ее любвеобильным Стасом… не вариант. Их пара наделена стойким отсутствием чувства стыда за нехватку дверей между комнатой и кухней, а воздержание к скачкам на кровати и подавно к ним не относится, если даже красный, как рак, человек, не подготовленный морально к чересчур близкому порно, практически душит себя на кухне под подушкой, лишь бы не слышать чужие оха-скрипы. После того раза я к ним ни ногой…
Моя психика и так пошатнулась…
Конечно, я могу пару дней пожить у папы, но мысль о ехидных улыбочках мачехи и Ксюши заставляет поежиться. Даже сон на курском вокзале видится более здравой затеей.
Глава 4
Понедельник. Еженедельное утреннее совещание проходит как обычно.
Наш финансовый директор проводит его в своем маленьком кабинете, каждый раз затаскивая еле помещающиеся стулья для плотного утрамбования всех восторгающихся им — на его скромный взгляд — женщин, находящихся в его подчинении. На деле — синхронный не моргающий покер фейс моих коллег. Вначале мы неизменно
В своих мыслях о квартире, поворачиваю голову немного вправо и ловлю непроницаемый взгляд своей начальницы, которым она умело развеивает раздутый самовлюбленный пар директора. Я совершенно искренне ее обожаю и никогда не перестаю восхищаться внутренней силе этой удивительной женщины. Она настоящее гениальное сокровище, знающее в разы больше надутого индюка. Но особенно Елена Олеговна хороша, когда со стальным выражением на лице таранит нескромное самообожание начальника, спрашивая, как и сейчас:
— Виктор Борисович, на этом все?
Мужчина нервно поправляет сальные волосы, бросает на нее недовольный взгляд и нехотя произносит:
— Да. Надеюсь, мои замечания все услышали. А теперь идите работать.
Но стоит мне сделать шаг к волшебной освободительной двери, как меня окликают:
— Слава, Вы, наконец, подготовили формат таблицы? — и ведь подождал, пока Елена Олеговна выйдет!
Она бы ему в очередной раз красочно высказала про неведомый формат, который он уже год не может согласовать. Причем я каждый раз четко записываю его «хотелки» и создаю образец точно по указаниям, но получаю:
«Слишком мало цифр, что я здесь по-Вашему могу увидеть?»
или
«Слишком много цифр! Отчет должен занимать одну страницу! Одну! А если не умещается, сделайте десять разных отчетов».
К слову, десять разных отчетов его тоже не устроили… Человек-загадка…
Когда все, кроме меня, покидают кабинет, я десять минут выслушиваю про его пространное новое видение отчета, а потом еще час о новом холодильнике на его кухне. Вообще не понимаю, почему меня, простого экономиста, тоже зовут на эти встречи. Но, как сказала Елена Олеговна, Виктор Борисович сам на этом настоял.
Наконец, ко времени превращения моих ушей в мощный сопротивляющийся потокам ненужной информации аппарат, директор меня освобождает. И я, поймав чужой неблагопристойный взгляд на своей груди, внутренне морщусь и спешно покидаю место изощренного битья моего слуха.
Вот что делать с глазным офисным харасментом?
— Жива? — участливо спрашивает Олеся, когда я возвращаюсь в наш, не видевший много лет ремонта, кабинет.
— Уши переживают очередной кризис, но, думаю, справятся. — улыбаюсь, опускаясь в свое кресло. Дергаю мышку и ожидаю, когда воскреснет экран.
— Вот я давно говорю, Виктор Борисович на нашу Славу смотрит иначе. — многозначительно и уверенно замечает Надежда Ивановна. Она часто любит подчеркивать, что, в силу возраста, видит ситуации намного лучше. И она же, с первых дней моей работы в компании, решила найти мне мужа.
Ну, хоть кого-то беспокоит моя личная жизнь. Еще Юльку, может, но та, кажется, уже вырастила мох на своих попытках.
— Фу фу фу. — морщится Олеся и начинает пшикать антисептиком вначале на себя, а потом и на меня.