Мой похититель

Лафф Кира

Ловлю его и пригубляю напиток.

— Чего такой хмурной, а?

Разминаю шею.

— Тебя не заебало это всё? — оглядываю раздолбанное помещение. — Сколько ты уже в этом дерьме варишься?

— Двадцать лет, — хмыкает Зверь. — Попал в банду в четырнадцать, и понеслась.

Качаю головой. Охренеть. Двадцать лет… Это же целая жизнь.

— Ты же понимаешь, рано или поздно, мы оба сдохнем, если останемся?

— Понимаю, — Ник медленно отпивает из стакана огненное пойло. — Есть тема,

Яр. Другая. Не разбои, крышевание и грабежи. Кое-что законное.

Поднимаю на него взгляд.

— Что, например?

— Политика, — усмехается Зверь, вальяжно разваливаясь в кресле. — Только подумай. Я бы мог очистить город от криминала. Чтобы таким пацанам, которыми были мы с тобой, когда-то не пришлось идти по этому пути.

Невольно пробивает на смех.

— С твоими-то приводами? Тебя туда не пустят! Там сидят люди покрупнее нас. И цели у них совсем другие.

— Ага, — его лицо искажает гримаса ненависти. — Те самые люди, что нанимают нас для своих грязных дел!

— Вроде того, — пожимаю плечами. — В любом случае, мне это неинтересно, Ник. Я хочу убраться отсюда куда подальше.

Зверь впивается в меня своим диким, пробирающим до нутра взглядом.

— Такие как мы тоже нужны, Яр. Мы санитары общества.

Залпом допиваю виски. В голову ударяет приятное тепло, пищевод жжёт от горячительной жидкости.

— Я больше не хочу подчищать дерьмо за другими. Не хочу быть санитаром, не хочу всего этого! — обвожу взглядом раздолбанное помещение. — Я просто хочу жить. Ясно? Жить хочу!

— Бабы, — Никита недобро усмехается. — Они тащат нас на дно.

Встаю и подхожу к раковине.

— Нет, брат. Не тащат. Потому что мы с тобой, итак, на дне.

— Ладно, философ, пошли ещё выпьем, — предлагает Никита.

Вздыхаю и сажусь обратно. На душе так хреново, что хочется забытья.

Мы выпиваем бутылку вискаря на двоих, меня клонит в сон. Кладу голову на стойку бара и засыпаю.

Будит вибрация телефона.

Борясь с алкогольной сонливостью, принимаю вызов.

— Да? — гаркаю в трубку.

— Яр? Это Демид!

— Что? — язык с трудом ворочается.

— Лера… Лера пропала!

Глава 42

Лера

Тело покрывается гусиной кожей, когда меня затаскивают в салон стоящего на дороге авто.

К горлу подкатывает тошнота, но я изо всех сил борюсь с собой. Борюсь, чтобы сдержаться. Если меня вырвет в салоне его тачки, ярость отца усилится стократ…

— Лера, — он сидит слева, притягивает меня к себе с притворной нежностью. — Дочка. Как же я беспокоился!

Дверь резко захлопывается, и бугай, что тащил сопротивляющуюся меня к машине, грузно опускается

на переднее сидение.

— Отец, выпусти меня. Мне нужно… нужно… уйти! — шепчу осипшим голосом. Я знаю, что не сработает. Знаю, что он не отпустит, как бы я ни просила. Но… в глубине души мне всё ещё сложно принять всё то, что я узнала о нём от Ярослава.

Отец растил меня как подставную личность для хранения своих неправедно нажитых капиталов. Послушную куклу, на которую можно переписать часть своих активов.

В глазах помимо воли скапливаются слёзы. Боже… как же тяжело!

Я всегда знала, что отец — жестокий человек. Знала, но отчаянно верила, что меня он любит. По-своему. Своей странной, жёсткой, строгой любовью. Ведь кроме него из родственников у меня никого. Только он…

— Отпустить? — он резко разминает шею до хруста хрящей. Всегда делает так, когда приходится сдерживать ярость. — Вокруг столько опасностей, Лера! Нет-нет. Я не могу поступить так безответственно. Мы поедем домой!

Последняя фраза больше звучит как угроза.

Бросаю взгляд через тонированное стекло и вижу подходящую к клинике с противоположной стороны Лесю.

Сердце бьётся как сумасшедшее. Это мой шанс! Если я не вернусь, Ярослав подумает, что я просто сбежала с картой, которую мне дал Демид. Сбежала с деньгами и не желаю его больше видеть! Может, он и искать меня особо не станет?! Боже… нет! Только не это!

Резко давлю на стеклоподъёмник.

— ОЛЕСЬКА! — кричу в открывающееся окно. — Я ТУТ!

Подруга вскидывает голову, вертит ею, и я снова воплю со всей дури:

— ЛЕСЯ!

На секунду мы с ней встречаемся взглядами, но уже в следующий момент меня резко ударяют лицом в переднее сидение.

— Заткнись! — отец сжимает пальцы на моих волосах и для верности впечатывает меня лбом в стекло.

Хриплю, чувствуя, как из разбитого носа струится кровь.

— Сука, — цедит сквозь зубы и закрывает окно. — Тупая сука! Трогай давай, чего встал! — это уже летит водителю.

Машина рвёт с места на красный. Слышу визг тормозов, и их недовольные сигналы клаксонов.

Дрожащей рукой утираю нос и с презрением смотрю на отца.

— Будь ты проклят! — хриплю.

— Лер, заткнись, я серьёзно тебе говорю! — резко осаживает меня он. — Просто сделай вид, что тебя нет, иначе я тебя прямо в этой машине придушу!

В его словах столько яда и ненависти, что у меня по спине пробегает морозец. Господи боже… неужели, он, и правда, настолько меня ненавидит?

Обнимаю себя руками, чтобы хоть как-то унять дрожь в теле.

Всю дорогу до дома, несмотря на просьбу молчать и делать вид, что меня нет, отец продолжает накручивать себя, рассуждая о том, какая я неблагодарная дочь.