Мой похититель
Шрифт:
Ловлю его и пригубляю напиток.
— Чего такой хмурной, а?
Разминаю шею.
— Тебя не заебало это всё? — оглядываю раздолбанное помещение. — Сколько ты уже в этом дерьме варишься?
— Двадцать лет, — хмыкает Зверь. — Попал в банду в четырнадцать, и понеслась.
Качаю головой. Охренеть. Двадцать лет… Это же целая жизнь.
— Ты же понимаешь, рано или поздно, мы оба сдохнем, если останемся?
— Понимаю, — Ник медленно отпивает из стакана огненное пойло. — Есть тема,
Поднимаю на него взгляд.
— Что, например?
— Политика, — усмехается Зверь, вальяжно разваливаясь в кресле. — Только подумай. Я бы мог очистить город от криминала. Чтобы таким пацанам, которыми были мы с тобой, когда-то не пришлось идти по этому пути.
Невольно пробивает на смех.
— С твоими-то приводами? Тебя туда не пустят! Там сидят люди покрупнее нас. И цели у них совсем другие.
— Ага, — его лицо искажает гримаса ненависти. — Те самые люди, что нанимают нас для своих грязных дел!
— Вроде того, — пожимаю плечами. — В любом случае, мне это неинтересно, Ник. Я хочу убраться отсюда куда подальше.
Зверь впивается в меня своим диким, пробирающим до нутра взглядом.
— Такие как мы тоже нужны, Яр. Мы санитары общества.
Залпом допиваю виски. В голову ударяет приятное тепло, пищевод жжёт от горячительной жидкости.
— Я больше не хочу подчищать дерьмо за другими. Не хочу быть санитаром, не хочу всего этого! — обвожу взглядом раздолбанное помещение. — Я просто хочу жить. Ясно? Жить хочу!
— Бабы, — Никита недобро усмехается. — Они тащат нас на дно.
Встаю и подхожу к раковине.
— Нет, брат. Не тащат. Потому что мы с тобой, итак, на дне.
— Ладно, философ, пошли ещё выпьем, — предлагает Никита.
Вздыхаю и сажусь обратно. На душе так хреново, что хочется забытья.
Мы выпиваем бутылку вискаря на двоих, меня клонит в сон. Кладу голову на стойку бара и засыпаю.
Будит вибрация телефона.
Борясь с алкогольной сонливостью, принимаю вызов.
— Да? — гаркаю в трубку.
— Яр? Это Демид!
— Что? — язык с трудом ворочается.
— Лера… Лера пропала!
Глава 42
Лера
Тело покрывается гусиной кожей, когда меня затаскивают в салон стоящего на дороге авто.
К горлу подкатывает тошнота, но я изо всех сил борюсь с собой. Борюсь, чтобы сдержаться. Если меня вырвет в салоне его тачки, ярость отца усилится стократ…
— Лера, — он сидит слева, притягивает меня к себе с притворной нежностью. — Дочка. Как же я беспокоился!
Дверь резко захлопывается, и бугай, что тащил сопротивляющуюся меня к машине, грузно опускается
— Отец, выпусти меня. Мне нужно… нужно… уйти! — шепчу осипшим голосом. Я знаю, что не сработает. Знаю, что он не отпустит, как бы я ни просила. Но… в глубине души мне всё ещё сложно принять всё то, что я узнала о нём от Ярослава.
Отец растил меня как подставную личность для хранения своих неправедно нажитых капиталов. Послушную куклу, на которую можно переписать часть своих активов.
В глазах помимо воли скапливаются слёзы. Боже… как же тяжело!
Я всегда знала, что отец — жестокий человек. Знала, но отчаянно верила, что меня он любит. По-своему. Своей странной, жёсткой, строгой любовью. Ведь кроме него из родственников у меня никого. Только он…
— Отпустить? — он резко разминает шею до хруста хрящей. Всегда делает так, когда приходится сдерживать ярость. — Вокруг столько опасностей, Лера! Нет-нет. Я не могу поступить так безответственно. Мы поедем домой!
Последняя фраза больше звучит как угроза.
Бросаю взгляд через тонированное стекло и вижу подходящую к клинике с противоположной стороны Лесю.
Сердце бьётся как сумасшедшее. Это мой шанс! Если я не вернусь, Ярослав подумает, что я просто сбежала с картой, которую мне дал Демид. Сбежала с деньгами и не желаю его больше видеть! Может, он и искать меня особо не станет?! Боже… нет! Только не это!
Резко давлю на стеклоподъёмник.
— ОЛЕСЬКА! — кричу в открывающееся окно. — Я ТУТ!
Подруга вскидывает голову, вертит ею, и я снова воплю со всей дури:
— ЛЕСЯ!
На секунду мы с ней встречаемся взглядами, но уже в следующий момент меня резко ударяют лицом в переднее сидение.
— Заткнись! — отец сжимает пальцы на моих волосах и для верности впечатывает меня лбом в стекло.
Хриплю, чувствуя, как из разбитого носа струится кровь.
— Сука, — цедит сквозь зубы и закрывает окно. — Тупая сука! Трогай давай, чего встал! — это уже летит водителю.
Машина рвёт с места на красный. Слышу визг тормозов, и их недовольные сигналы клаксонов.
Дрожащей рукой утираю нос и с презрением смотрю на отца.
— Будь ты проклят! — хриплю.
— Лер, заткнись, я серьёзно тебе говорю! — резко осаживает меня он. — Просто сделай вид, что тебя нет, иначе я тебя прямо в этой машине придушу!
В его словах столько яда и ненависти, что у меня по спине пробегает морозец. Господи боже… неужели, он, и правда, настолько меня ненавидит?
Обнимаю себя руками, чтобы хоть как-то унять дрожь в теле.
Всю дорогу до дома, несмотря на просьбу молчать и делать вид, что меня нет, отец продолжает накручивать себя, рассуждая о том, какая я неблагодарная дочь.