Мой препод Укротитель
Шрифт:
Несложно догадаться, если сгустившаяся энергия вырвется, нас всех накроет тёмной дрянью, как цунами.
– Давай! – словно старый пёс бухнул Семён Аркадьевич, и Аня с размаху впечатала кулак прямиком в центр тёмного вихря.
Уж не знаю, как она сдерживала крик, но заорать даже мне хотелось. Инстинктивно зажмурившись, я повалилась на пол и не ошиблась.
Сверкнуло так, будто граната разорвалась.
– Аня! Анют!
Семён
– Я не смогла, он ушёл. Ушёл! – шептала она, дрожа, как листочек на бешеном ветру. – Простите...
Для описания разочарования на её лице ещё слов, наверное, не придумали. Оно было всеобъемлющим и до того горестным, что душа замирала.
Оглядевшись, я нашла свою книжку, вернее то, что от неё осталось. Тогда и для моего разочарования слов не нашлось. Рожки да ножки от «Императора». Рожки да…
– Что происходит? Вы кто такие? Ма-а-аш!..
Оксана слабенько зашевелилась и поднялась на постели. Тёмные круги под глазами, бледная кожа… Мумия, ни дать ни взять.
Семён Аркадьевич без слов опустил Аню, и та отползла к стене. Оперлась спиной и прикрыла глаза. Отец Михи тем временем достал небольшую книжечку из "кобуры" на поясе. Перебрал ворох бумажных лент-закладочек и подсел на постель к Оксане.
– Читай, – велел он.
Подруга недоумённо завращала впавшими глазами.
– Что за…
– Читай!
Оксана послушно перевела будто хмельной взгляд на разворот. Губы её медленно зашевелились, безмолвно изрекая строки, а ко мне наконец вернулось самообладание.
Всё обошлось! Мы вырвались!
Путаясь в пальто с чужого плеча, я на четвереньках подобралась к Яну. Всё это время он лежал на спине, тяжело дышал и бесцельно таращился в потолок.
– Ян… Викторыч.
Отчество как-то само собой присобачилось и разом перечеркнуло всё, что было в закулисье.
– Я в порядке, – Бранов выставил ладонь, отвергая помощь, и с глухим стоном перевалился набок. А затем вдруг вскинулся и не то прорычал, не то прохрипел. – Не нужно этого делать!
Кому это он? Я обернулась.
Оксана в тот миг страшно закатила глаза, вздохнула со свистом и рухнула на постель. А Семён Аркадьевич, перебирая закладки и время от времени слюнявя палец, уже хмуро взирал на меня.
– Пап, – Миша с тревогой уставился на отца, – может, не надо?
– Действуем по уставу, Михей.
Семён Аркадьевич наконец отыскал нужную страничку, а Ян окончательно уселся. Радужка его глаз чернее того страшного тумана сделалась.
Оксанка громко и недвусмысленно всхрапнула.
– Что они с ней сделали?! – уставилась я на подругу, чуя, как дрожь, подобно ознобу, пробирается к костям.
– Память стёрли, – бросил аспирант к огромному неудовольствию
Я попятилась, елозя задом по ковру. Судя по всему, эти «люди в чёрном» и мне память стереть собирались. Ничего себе программка защиты свидетелей!
Семён Аркадьевич, сканируя Бранова внимательным взглядом, напряжённо повёл головой, словно добротный такой волчара. Главарь стаи.
– Устав гласит, случайных свидетелей стирать, – изрек он, следя за каждым Брановским движением. –Ты должен знать.
Ян нахмурился.
– Знаю. Но она не свидетель.
Давненько небритое лицо старшего Сизова недоверчиво вытянулось, а Миша с восторженным хохотом подхватил:
– Машка, так ты Слышащая, что ли?
– Михей! – гаркнул Семён Аркадьевич.
– Ну чего-о?!
Парень откровенно недоумевал, а Аня, наравне с Сизовым-старшим цокнула и сердито поглядела на Мишу. Закряхтела и наконец отклеилась от стены.
– Семён Аркадьевич, он взывал к ней, – поднявшись на ноги, кивнула она на останки «Императора» на полу. – Ты ведь слышала его, так?
Теперь Аня требовательно смотрела на меня, и я опасливо кивнула.
Шелестящие звуки голоса Хаоса до сих пор червями копошились в голове, но это были лишь воспоминания. Жуткие воспоминания. Одни из тех, что рождают кошмарные сны и беспричинные страхи.
В общем, ясно как день - спать мне ближайшие несколько десятков лет с включённым светом.
Семён Аркадьевич, переглянувшись с Аней, качнул головой, усыпанной серебром седины на висках, и примирительно закрыл памятистирательную книжицу.
– Она твой Слышащий? – спросил он у Бранова без былой настороженности.
Аспирант даже глазом не моргнул.
– Мой.
– Получше смотри за своим добром, – пробасил Сизов и щёлкнул заклёпкой на поясе. Чудное орудие стирания памяти вновь оказалось в кожаном плене. – Ладно, пора. Пусть девчушка отдохнёт. Эффект должен закрепиться, иначе вспомнит Материю и с ума сойдёт.
Я с жалостью поглядела на сопящую Оксану. Что она испытала в янтарном аду Материи? Помнит ли? Хотелось верить, что нет.
Ян тоже долю секунды смотрел на Оксану. Затем, попытался встать, но так и не смог. Поднять его, подхватив под руку, даже у меня не вышло. Тяжёлый.
На помощь пришёл Миша.
– Нефигово тебя приложило, дружище! – с улыбкой подал он Яну широкую ладонь с простым широким кольцом на большом пальце.
– Угу.
Аспирант ухватился, но желанием пообщаться со спасителями не горел. Мишка даже как-то потускнел, получив холодом Брановского тона как обухом по голове. Но едва перевёл взгляд льдисто-голубых глаз на меня, вновь засиял улыбкой.