Мой «путь в первобытность»
Шрифт:
Нельзя не сказать, что и в СССР историология первобытности большинством историков, если не формально, то фактически не считалась законным разделом исторической науки. Ее чаще всего числили и числят за археологией первобытности и за этнологией, причем в большинстве случаев за последней. Ни в одном собственно историческом научно-исследовательском учреждении никогда не было подразделения, занимавшегося историологией первобытности. Долгое время не было их и в этнологических учреждениях. Сектор истории первобытного общества, судьба которого была изложена выше, был первым и единственным. Собственно и сам термин «история первобытного общества» имеет в нашей науке довольно позднее происхождение. Если говорить о книгах с таким названием, то первая из них, насколько мне известно, появилась лишь в 1939 г. Это первая часть учебного пособия
Если учесть обстановку, давно уже сложившуюся в западной исторической науке, засилье эмпиризма и антиисторизма в западной этнологии в течение почти всего XX в., практическое свертывание изучения синполитейных первобытных в конце этого столетия, то вполне естественным был вывод полностью ориентированного на западную науку нового директора Института этнологии и антропологии РАН о необходимости упразднения сектора истории первобытного общества. В уже упоминавшей выше программной статье В.А. Тишкова нет ни слова ни об истории первобытного общества, ни об исследовании первобытности вообще. Полностью отсутствует в ней понятие общественной эволюции. Она вся принизана неприятием теории и теоретизирования. Для авторa теория есть схоластика.
В.А. Тишков прямо пишет о необходимости преодоления «того печального обстоятельства, что за последние десятилетия в среде тех, кто называет себя этнографами, сложилось некое амплуа теоретиков-схоластиков, компиляторов на основе чужих научных трудов, критиков и разоблачителей». [55] У нас, — продолжает он, — утвердился профиль специалистов, жанр трудов и диссертаций и даже научных подразделений, занимающихся исключительно вторичным интерпретаторством... Научные труды таких специалистов можно назвать худшим вариантом книжной историографии, вторичной культурно-социальной антропологии, но только не этнографией. Утонченная книжная компиляция никогда не заменит добытого с помощью этнографии первичного знания, никакие метатеоретические или критико-историографические рассуждения не заменят мягко и скромно сформулированный теоретических заметок на полях собственных полевых дневников». [56] Нетрудно заметить, что в этих рассуждениях содержится и прямой выпад против сектора истории первобытного общества, и своеобразное идейное обоснования его ликвидации.
55
Тишков В.А. Советская этнография: Преодоление кризиса // ЭО. 1993. № 1. С. 11.
56
Там же.
Как видим, В.А. Тишков резко противопоставляет полевое исследование и собирание материала созданию теорий. С его точки зрения можно заниматься либо первым и тогда перед нами науки, либо вторым, что к настоящей науке отношения не имеет. Странно звучит сказанные как отповедь кому-то слова В.А. Тишкова о том, что никакая теория не заменит эмпирического знания. С кем он борется? Разве кто-нибудь когда-нибудь говорил о необходимости упразднения эмпирии и замены теорией? Я сам с такого рода тезисом никогда в литературе не встречался. Не может быть и речи о замене эмпирического знания теоретическим, также как о замене теоретического знания эмпирическим. Без эмпирии нет и не может быть никакой теории. Сбор и накопление фактического материала и сам фактический материал, взятый сам по себе, — абсолютно необходимое условие существования науки. Но это отнюдь еще не сама науки в точном смысле слова. Для того, чтобы та или иная область знания стала настоящей наукой, настоятельно нужна теория.
А теория не представляет собой ни простого индуктивного обобщение фактических данных, ни даже простой первичной их систематизации. Индукция относится к эмпирическому уровню научного познания. И не всякая систематизация представляет собой выход за пределы эмпирии. Важно подчеркнуть, что никакая теория не может быть создана на базе данных,
Теория может быть создана только на базе фактического материала, относящегося к массе объектов. Даже, если человек поставивший задачей создать теорию сам занимался работой в поле, он никогда не может ограничиться использованием лишь собственного полевого материала. Он с неизбежностью должен обратиться к материалам, добытым другими исследователями, т.е. знать всю литературу вопроса. И здесь неоценимое значение играет историографическая литература. Без знакомства с нею исследователь обречен на изобретение велосипеда. Сбор материала и его теоретическое осмысление — качественно отличные формы исследования, требующие далеко не одинаковых качеств. Поэтому прекрасный полевой исследователь вполне может оказаться совершенно не способным к созданию теоретических конструкций, а человек, никогда не работавший в поле, хорошим теоретиком.
Но чтобы создавать умозрительные построения, представляющие собой истинное отражение сущности изучаемых явлений, нужно хорошо знать фактический материал, добытый полевыми работниками. В противном случае получится не истинная теория, а схоластическая пародия на нее. Схоластических построений в любой общественной науке, включая этнологию, немало. Но это не основание отвергать необходимость подлинного теоретического знания, которое одно только способно дать глубокое понимания и тем самым объяснение изучаемых явлений.
Подвела В.А. Тишкова не только ориентация на западную этнологию, но и приверженность крайней модной тогда на Западе постмодернистской философии, отрицающей объективную реальность и понимание познания как отражения этой реальности, объективность фактов и объективность истины, кумулятивность развития научного знания, пропагандирующих абсолютный релятивизм. Я не буду продолжать, ибо об этом достаточно подробно было сказано подробно в моей работе «Этнология и гносеология», опубликованной в «Этнологическом обозрении» в том же году, что и статья В.А. Тишкова, но только в последнем номере (1993. № 6). Она была реакцией на статью последнего.
В ней помимо всего прочего была дана критика постмодернистской философии и предсказано, что любые попытки внедрить ее как методологию науки с неизбежностью обречены на неудачу. К настоящему времени мода на философию постмодернизма на Западе проходит, если уже не прошла. Появилось немало работ, в которых философствующие постмодернисты предстали не только как невежды, но и интеллектуальные мошенники. Одна из таких работ недавно переведена на русский язык. Это книга профессора физики университета в Нью-Йорке А. Сокала и профессора теоретической физики Лувенского университета (Бельгия) Ж. Брикмона «Интеллектуальные уловки. Критика современной философии постмодерна» (М., 2002).
Но каковы бы ни были причины, сектор истории первобытного общества прекратил существование, что не только задержало, но и на много отбросило назад развитие историологии первобытности не только в нашей стране и во всем мире. Но наука об истории первобытности не исчезнет. Историческая наука рано или поздно не сможет продолжать ограничиваться исследованием всего лишь последних пяти тысячелетий истории человечества, игнорируя 35 тысяч лет истории сложившегося первобытного общества и предшествующие ей 1,6 миллиона лет формирования человеческого общества. Без детального исследования истории праобщества (праистории) и истории первобытного общества невозможно понять историю человечества в целом, историю цивилизованного общества в частности. И когда такое исследование продолжится, с неизбежностью будут востребованы результаты работы сектора истории первобытного общества Института этнографии АН СССР. Только опираясь на этот фундамент, можно будет продолжать успешно строить здание историологии первобытности.