Мой Рагнарёк

Фрай Макс

– Антихрист – это термин из христианской религии? Ну да, припоминаю, кто-то вроде нашего Даджжала… Глупости какие! – зевнул мой собеседник. И с неподдельным интересом спросил: – А что такое «халтурка»?

– Работа, – я пожал плечами. – Просто работа, которую можно сделать за короткий промежуток времени, в перерыве между основными занятиями, получить деньги и смыться, прежде чем в построенном тобой доме начнет рушиться потолок.

– Очень хорошее определение, – уважительно сказал Аллах. – Да, именно это от тебя и требуется. Но учти: «смыться» можно будет не раньше,

чем «потолок» действительно начнет рушиться.

– Между прочим, я еще не дал согласия на эту авантюру, – напомнил я. – И не думаю, что…

– Не обманывай себя, Макс, – строго сказал он. – Ты уже дал свое согласие, с самого начала. Если бы ты его не дал, тебе бы просто не позволили родиться. Мой разговор с тобой – простая формальность. Заранее известно, чем он закончится, так что не растягивай это сомнительное удовольствие.

– Как это – не позволили бы родиться? – возмутился я.

– А вот так, – неопределенно объяснил он. – Как это всегда бывает.

– Между прочим, вы совершенно напрасно сказали, будто вам заранее известно, чем закончится наш разговор, – проворчал я. – Я уже почти согласился, а теперь… Теперь меня здорово подмывает сказать вам «нет».

– Говори, что хочешь, – мой собеседник хранил спокойствие. – Но учти: если ты сейчас откажешься, это не будет иметь никакого значения. Ты просто забудешь о нашей беседе, как забыл о прежних, – до поры до времени. Ты и сам не заметишь, как исчезнешь отсюда, окажешься дома и будешь совершенно уверен, что проснулся и не можешь вспомнить, что тебе снилось: так ведь часто бывает. А потом судьба снова приведет тебя сюда, и я снова появлюсь неизвестно откуда, и все начнется сначала… Мы с тобой, можно сказать, ведем этот диалог чуть ли не с начала времен. Тебе еще не надоело?

Я был склонен полагать, что он метет ерунду, разум мой шипел, как взбешенный кот: «Чушшшь!» – но мудрое, безгласное существо, по большей части дремлющее на илистом дне сознания, отлично знало, что этот странный парень говорит правду. Это существо знало и великое множество других, чрезвычайно полезных в данной ситуации, вещей. Но я не дал тяжелой темной волне воспоминаний накрыть меня с головой, поскольку был совершенно уверен, что это удовольствие будет стоить мне рассудка, если не жизни.

– Не нужно волноваться, – мягко сказал Аллах. – Ничего страшного не происходит. Наша встреча – просто часть твоей удивительной жизни, полной самых невероятных чудес. Ты же сам хотел, чтобы у тебя была именно такая жизнь, разве нет?

– Пожалуй, но…

– Никаких «но». Хотел – получай. Выпьешь еще кофе? – будничным тоном спросил он.

Я молча кивнул: кофе его воистину был восьмым чудом света, и мне следовало пользоваться случаем.

– Ну вот и договорились, – подытожил мой работодатель.

Я открыл было рот, чтобы возразить, сказать, что ни о чем мы еще не договорились и вряд ли когда-нибудь договоримся. Но тут же захлопнул свою болтливую пасть, поскольку понял, что звуки, которые способны издавать мои голосовые связки, ровным счетом ничего не изменят. Не только нечленораздельное бормотание припертого к стенке человека, но и самые могущественные

заклинания бессильны, когда судьба по-настоящему берет тебя за глотку и пинками гонит вперед, в предначертанное.

Мною овладело оцепенение, впрочем, довольно приятное: оно не было похоже на обычную минуту слабости, сопровождаемую внутренним стоном: «делайте со мной что хотите». Просто до меня наконец-то дошло, что не следует тратить силы на попытки принять какое-то решение: все давным-давно решили без моего участия, приговор несправедлив, но по-своему прекрасен и обжалованию не подлежит. Поэтому я просто молчал и ждал: что теперь?

– Теперь тебе предстоит один официальный визит, – мой собеседник перешел на деловитый тон. – Тебя ждет Сфинкс. Она уже давно стережет твое оружие.

– Именно «она»? – уточнил я. – А разве Сфинкс женского пола?

– Ну да, а какого же еще? – Аллах немного помолчал и добавил: – Вообще-то сумасшедшая кошка совершенно помешалась на своей любимой игре в загадки, но это не беда. Может быть, она тебя убьет – что с того? Ну, останется у тебя шестьсот шестьдесят пять жизней вместо шестисот шестидесяти шести, тоже мне, проблема…

– Но я не люблю, когда меня убивают, – возразил я.

– Но у тебя еще никогда не было такого количества жизней в запасе. Кроме того, вполне может случиться так, что ты отгадаешь ее загадку: время от времени они бывают такими простыми – даже не верится! Одним словом, ты как-нибудь выкрутишься.

– А что потом? – с замирающим сердцем спросил я.

– Потом – по обстоятельствам. Скорее всего, тебе придется отправиться в Медину, чтобы призвать Мухаммеда, наступив на его могилу. Словом, увидишь. Только сделав первый шаг, можно приступить к следующему… Ладно, все улажено, так что теперь я, пожалуй, могу попрощаться.

– Попрощаться? – удивился я. – Но вы собирались как-то передать мне свое могущество. И еще некую загадочную «связку ключей» от человеческих сердец…

– Они и без того принадлежат тебе, – улыбнулся Аллах. – Просто до сих пор у тебя не хватало пороху переворошить свои кладовые. Ты бы здорово удивился, если бы узнал, на что может наткнуться человек, принимаясь за ревизию собственного имущества!

– А шестьсот шестьдесят шесть жизней? – недоверчиво спросил я. – Сомневаюсь, что они всегда были при мне: я всегда очень остро ощущал собственную смертность. Даже слишком остро!

– Твои шестьсот шестьдесят шесть жизней? Да, действительно, чуть не забыл! – согласился Аллах. Взял со стола пепельницу, внимательно уставился на темно-синие шестерки на ее дне, а потом неожиданно сильным, молниеносным движением запустил пепельницу точнехонько в мою голову.

Последнее, что я запомнил, – его неестественно красивое бледное лицо, перекосившееся в бесшабашно-веселой, но вполне зловещей ухмылке…

Я открыл глаза и огляделся. Под ногами искрился светлый песок, над головой расторопные распорядители текущего шоу уже натянули небесный тент цвета индиго. Как и джинсовая ткань, небесная синева изрядно поблекла под лучами южногосолнца, выцвела до невнятной, но вполне обаятельной голубизны.