Мой ректор, мой дракон
Шрифт:
– Вряд ли ректор не заметит подмены.
– Особенно тебя на эту худую дылду, – закивал приятель.
– Кто дылда? Я? – взвизгнула дриада. – Да я тебя!
– Пожалуйста, хватит! – взмолилась я, потирая виски. – У меня и так голова болит.
– Так иди к целителю, – предложил Велька. – Справку возьми и предъяви вечером.
– Ага, так он и поверит! И вообще, Велечка, может, ты и не знаешь, но голова в этом деле абсолютно ни при чем, – фыркнула подруга. – Тут другое надо…
Она порылась в шкафу и вытащила оттуда непонятную вещь, при ближайшем рассмотрении
– Вот! Надевай!
– З-зачем? – я уставилась на белый атлас и обилие кружев.
– Чтоб дракону приятнее было? – предположил Велька, внимательно рассматривая то корсет, то саму Альку.
– Дурак, – отмахнулась она. – Ничего не замечаешь?
– Он не новый? Вон, атлас потерся, кружево порвалось.
Дриада в ответ только возвела глаза к потолку, всем своим видом вопрошая, зачем ей это наказание.
– Здесь не крючки, а пуговки, – я нахмурилась.
– Именно! – Алька торжествующе потрясла корсетом, словно захваченным знаменем врага. – ты его наденешь, и пусть ректор расстегивает. Умается так, что ни на что другое сил просто не останется.
– А если он просто порвет? – предположил полугном, явно оценивая крепость ткани.
– Да сейчас! Благородные такое любят, они же не мужланы, как некоторые. К тому же Кая пусть чуть что орет, что ради удовольствия ректора одолжила это у подруги и обязана вернуть в целости и сохранности. Ты же поорешь, Каечка?
– Ага. Чаечкой, – кивнула я.
Чем больше я размышляла над планом подруги, тем больше он мне нравился. Даже если ректор и попытается порвать корсет, можно всегда впасть в истерику по поводу утраченной дорогой вещи, а этого мужчины не переносят.
– Тогда приступим!
Мы обе выразительно посмотрели на Вельку. Друг недоуменно моргнул, потом сообразил, что мне надо раздеться, смутился и вышел.
На ужин мы не попали. Корсет оказался узким, длинным, и Альке пришлось попыхтеть, застегивая его. Швы угрожающе трещали, но ткань выдержала.
– Готово! – покрасневшая дриада откинула с лица прилипшую прядь и с силой застегнула последнюю пуговичку. – Порядок!
Я только кивнула в благодарность и проковыляла к зеркалу. Оттуда на меня смотрело взъерошенное нечто в белом. Корсет приподнял мою небольшую грудь почти до шеи, а пластины сдавили ребра так, что дышала я с трудом. Из-за жары в комнате я вспотела, волосы растрепались, несколько прядей прилипли к лицу. Поднять руку, чтобы убрать их не представлялось возможным: лопатки были сведены вместе и надежно зафиксированы.
– Ну как? – Алька довольно улыбалась.
– Мне кажется, что я буду умолять раздеть меня, – пробормотала я, перебирая ногами, чтобы повернуться.
– Вот и славно! – подруга протянула мне форму. – Надевай!
– Не могу, – я беспомощно посмотрела на нее. – Я даже вздохнуть не могу!
– Эх ты! Ладно!
Совместными усилиями нам удалось облачить меня в галифе, безжалостно смяв кружево панталон, надеть и даже застегнуть мундир.
– Последний штрих, – Алька щедро плеснула на меня своими духами,
Как по мне, так духи пахли прелыми листьями и перегноем, но подруге виднее.
– Кая, Аля, вы здесь? – Велька требовательно забарабанил в дверь.
– Пока да, чего надо? – подруга выглянула в коридор.
– Я вам ужин принес, вот, – приятель продемонстрировал серую массу.
– Что это? – дриада хищно повела носом.
– Типа пельмени. Правда, мяса там… зато у преподавателей тефтели.
– Ну понятно, тефтели очистили, а скорлупу нам сварили. Ладно, давай! – дриада посторонилась, позволяя Вельке войти. Увидев меня, друг нахмурился.
– Кая, ты какая-то…
– Стройная и длинная, – просипела я, корсет не давал вздохнуть, и голос звучал сдавленно.
– Ага. Есть будешь? – полугном сунул мне под нос разваристую массу. К запаху прелых листьев прибавился еще один аромат, вместе создавалось впечатление, что в лесу вот-вот что-то сдохнет и завоняет окончательно, тот есть бесповоротно.
– Н-нет, – я нервно сглотнула, корсет угрожающе зашуршал. – Я лучше это… пойду…
– Тебя проводить? – встревожилась дриада.
– Сама дойду!
Ходить в корсете оказалось еще то испытание. Угрожающе скрипя, я доковыляла до лестницы и замерла. Из-за пластин грудь приподнялась так, что закрывала обзор, наклониться я не могла, и попросту не видела, куда шагаю. Убедившись, что за мной меня никто не следит, я закинула ногу и съехала по перилам, благо они были отполированы ни одним поколением адептов.
Оказавшись внизу, я одернула мундир и поплелась к учебному зданию, в окнах которого все еще горел свет – ректор явно не забыл про меня. Подняться на второй этаж оказалось сложнее, чем, я думала: от волнения сердце билось все сильнее, дыхания не хватало, голова кружилась, пришлось несколько раз остановиться, чтобы успокоиться.
И все равно, к огромным дверям, на створках которых красовался герб нашей Академии: меч, обвитый плющом, под которым был написан девиз: «Честность и честь». Краска давно облупилась, и теперь надпись гласила «Чес и чес». Я завистливо вздохнула: кожа под корсетом то и дело чесалась, доводя меня до умопомрачения, и я почти уже готова была сама сдернуть надоевший предмет гардероба, но без посторонней помощи это было неосуществимо. Приходилось терпеть. Часы в холле пробили восемь, напоминая мне о скоротечности времени. Одернув мундир, я постучала, дождалась недовольного «да!» и перешагнула порог.
Ректор сидел за огромным столом. Всюду были раскиданы бумаги, а рядом с правой рукой стоял стакан с янтарной жидкостью. Мундир висел на спинке огромного кресла, смятый офицерский галстук валялся под ногами.
– Что еще? – он недовольно нахмурился, рассматривая меня. Наверное, я представляла собой интересное зрелище: топорщащиеся галифе, из-за которых я ходила в раскоряку, мундир, болтающийся на утянутой донельзя талии и не застегивающийся на верхние пуговицы из-за вздернутой груди, напряженное от усердия лицо, выпученные глаза.