Мой роман, или Разнообразие английской жизни

Бульвер-Литтон Эдвард Джордж

– Да ведь ты не узнаешь его: ты ни разу не видал его, сказала мистрисс Эвенель.

– Вот еще прекрасно! не узнать Эвенеля! Мы все на один покрой…. не правда ли, батюшка?

Бедный Дджон захохотал так усердно, что на глазах его выступили слезы и вскоре покатились по щекам.

– Наше семейство всегда отличалось чем нибудь, заметил старик, успокоившись. – Вот, например, Лука… но его ужь нет на свете… потом Генри; но этот умер; потом Дик, но тот уехал в Америку; впрочем, нет: он здесь теперь… потом моя милая Нора, но…..

– Замолчи, Джон, прервала мистрисс Эвенель: – замолчи!

Старик с изумлением взглянул

на нее и дрожащей рукой закрыл свое лицо.

– И моя дорогая, милая Нора, и она тоже умерла! сказал старик голосом, в котором отзывалась глубокая горесть.

Обе руки его упали на колени, и голова склонилась на грудь.

Мистрисс Эвенель встала, поцаловала мужа в лоб и удалилась к окну. Ричард взял шляпу, тщательно вытер на ней пух носовым платком; губы его дрожали.

– Я иду, сказал он отрывисто. – Смотрите же, матушка, о дядюшке Ричарде ни слова: нам нужно узнать сначала, понравимся ли мы друг другу; да пожалуста (эти слова произнес он шепотом), постарайтесь уговорить к тому и бедного отца.

– Хорошо, Ричард, спокойно отвечала мистрисс Эвенель.

Ричард надел шляпу и вышел в сад. Он пробирался по полям и окраине города и только раз перешел через улицу, до выхода на большую дорогу.

Ричард продолжал идти по большой дороге до первого мильного столба. Здесь он сел, закурил сигару и начал поджидать племянника. Было уже близко захождение солнца, и дорога лежала перед ним к западу. Ричард от времени до времени поглядывал вдаль, отеняя рукой свои глаза, и, наконец, в то время, как половина солнечного диска скрылась под горизонт, на дороге показалась человеческая фигура. Она появилась внезапно из за крутого поворота; красные лучи солнца проникали всю атмосферу, окружавшую эту фигуру. Она была одинока и безмолвна, как будто шествие её совершалось из страны солнечного света.

– Верно издалека, молодой человек? спросил Ричард Эвенель.

– Нет, сэр, не очень. Скажите, пожалуста, ведь это Лэнсмер?

– Да, это Лэнсмер; если я не ошибаюсь, так ты намерен остановиться в нем?

Леонард утвердительно кивнул головой и продолжал идти своей дорогой.

– Если вы знакомы, сэр, с этим городом, сказал он, заметив, что незнакомец провожает его: – то будьте так добры, скажите, где живет мистер Эвенель.

– Я могу провести тебя полями: это много сократит дорогу и приведет к самому дому.

– Вы очень добры, сэр; но ведь это для вас будет совсем не по дороге.

– О, нет, напротив, я сам иду в ту сторону. Значит ты пожаловал сюда к мистеру Эвенелю? Это очень добрый старый джентльмен.

– Я всегда то же слыхал о нем; а мистрисс Эвенель….

– Превосходнейшая женщина, подхватил Ричард. – Спроси кого хочеш; впрочем, мне и самому очень хорошо знакомо это семейство.

– Зачем же спрашивать, сэр! я совершенно верю вам.

– У них есть сын; но теперь он, кажется, в Америке… не правда ли?

– Точно так, сэр.

«Значит мистер Дэль сдержал слово: не выдал меня» сказал Ричард про себя.

– Не можете ли вы сказать мне что нибудь об этом сыне? спросил Леонард: – мне бы очень было приятно услышать о нем.

– Почему это так, молодой человек? быть может, его уже повесили.

– Повесили!

– Мудреного нет ничего: говорят, что это был не человек, а бешеная собака.

– Значит вам сказали чистую ложь, сказал Леонард, раскрасневшись.

– Право, как бешеная

собака: его родители рады-радешеньки, что сбыли его с рук, протурили его в Америку. Говорят, будто бы он составил там большой капитал; если это правда, то тем более не заслуживает он похвалы, потому что совершенно позабыл своих родственников.

– Сэр, сказал Леонард: – теперь я утвердительно могу сказать вам, что в этом отношении вас обманули. Я знаю сам, что он был весьма великодушен к одной родственнице, которая менее других имеет права на его пособие, и я слышал, что имя его всегда произносится этой родственницей не иначе, как с любовью и похвалою.

Ричард немедленно начал насвистывать американскую песню и прошел несколько шагов, не сказав ни слова. После этого он выразил легкое извинение за свой нелепый отзыв и, обычным своим смелым и вкрадчивым разговором, старался что-нибудь выпытать из души своего спутника. Очевидно было, что он поражен был чистотою и определительностью выражения Леонарда. Он не раз выражал свое изумление и смотрел ему в лицо внимательно и с удовольствием. На Леонарде надето было новое платье, которым снабдили его Риккабокка и его жена. Покрой этого платья как нельзя более шел бы к молодому провинциальному лавочнику в хороших обстоятельствах; но так как Леонард вовсе не думал о своем платье, то непринужденные его движения обнаруживали в нем настоящего джентльмена.

В это время они вступили на поля. Леонард остановился перед небольшим участком земли, засеянным рожью.

– Мне кажется, это поле гораздо бы лучше было оставить под траву: оно так близко к городу, сказал он.

– Без всякого сомнения, отвечал Ричард: – но надобно сказать, что здешний народ во всем назади. Видишь ли ты вон этот большой парк, вон что там, на другой стороне дороги? Мне кажется, то место более удобно для посева, а не для травы; но тогда что же сталось бы с оленями милорда? Эти милорды совсем не обращают внимания на агрономию.

– Однако, ведь не ваш же милорд засеял это поле рожью? сказал Леонард, с улыбкой.

– Что же ты заключаешь из этого?

– То, что каждый человек должен заботиться о своей собственной земле, сказал Леонард с быстротой, которую он усвоил от доктора Риккабокка.

– Ты, я вижу, малый умный, сказал Ричард: – когда нибудь мы поговорим об этом предмете подробнее.

Дом мистера Эвенеля был уже перед глазами.

– Ты можешь пройти теперь в небольшую калиточку в заборе, сказал Ричард. – Пройди через сад, заверни за угол дома, и вон подле того остриженного дуба ты очутишься у самого крыльца. Что с тобой? неужели ты боишься идти туда?

– Я здесь совершенно чужой человек.

– В таком случае, не хочешь ли, я провожу тебя? Я ведь сказал, что знаю этих стариков.

– О, нет, сэр, благодарю вас; мне кажется, будет лучше, если я встречусь с ними без посторонних.

– В таком случае, иди; да нет! постой на минуту: вот что я скажу тебе молодой человек: обращение мистрисс Эвенель довольно холодно, – только ты старайся не замечать этого.

Леонард поблагодарил добродушного незнакомца, перешел через поле, вошел в калитку и на минуту остановился под тенью старого дуплистого дуба. Грачи возвращались к своим гнездам. При виде человеческой фигуры под деревом, они вспорхнули и, витая в воздухе, следили за ней издали. Из глубины ветвей молодые дети их кричали громко и пронзительно.