Мой русский любовник
Шрифт:
Он надел ботинки, поднялся с песка, вернее вскочил одним упругим прыжком, и неожиданно подхватил меня на руки.
— Что ты творишь? — Я пыталась вырваться из его объятий, но он крепко держал меня.
— Я понесу тебя на руках, — сказал он, смеясь. — А лучше прямо с тобой побегу, если уж тебе так хочется побегать!
— Ты ничего не понял! — брыкалась я.
— Понял, и даже больше, чем ты думаешь, глупая ты баба!
И припустил трусцой, прижимая меня к своему телу. Бежал так до самого дома по извилистой тропинке, идущей в гору среди скал.
— Пусти, слышишь, сердце себе надорвешь,
— Если мне что и надорвет сердце, то только твои вечные сомнения!
— Тебе удивляет, что они у меня есть?.. Не могу от них избавиться… будь ты на моем месте…
— Если бы меня так кто-нибудь носил на руках, я был бы на седьмом небе от счастья!
Ах, этот Саша! Переговорить его было невозможно, даже в такой ситуации, когда у него сбивалось дыхание от усталости. Бежал он все медленнее, но своего добился — донес меня до самых дверей дома. Лицо его было красным от натуги, крупные капли пота выступили на щеках.
Вечером мы устроили пир — вместе готовили ужин, он жарил стейки, я крошила салат. К мясу была бутылка бургундского красного вина, для меня чуточку тяжелого. После первого же бокала в голове зашумело.
— Мы с тобой столько времени вместе, а я только что узнала, что у тебя есть собака.
Он усмехнулся:
— Моя Зойка — эльзасская овчарка, ей восемь лет. Не привожу ее сюда, потому что все еще надеюсь уговорить тебя поехать со мной в Москву.
Я покрутила головой.
— Но женщина должна везде следовать за своим мужчиной.
— Даже когда знает, какой он фантазер?
Он внимательно взглянул на меня:
— Таким ты меня воспринимаешь?
— Если речь заходит о нас, то да. А какой ты на самом деле, мне остается лишь догадываться — ты ведь почти ничего не рассказываешь о себе. Вот оставил собаку на маму, а какие у тебя с ней отношения?
— Довольно прохладные. Она из тех научных работников, для которых всегда на первом месте их исследования и карьера.
«Ну, мне-то знаком такой тип женщин», — подумала я.
Александр подлил мне вина:
— Пей до дна, моя дорогая, ибо жизнь ужасно коротка.
Я послушно отхлебнула глоток — вино было терпким, с едва уловимой горчинкой.
— Скажи, а почему ты так любишь кино?
— Да не знаю, — после недолгого размышления ответил он. — Может, мне становится легче от сознания того, что другие тоже мучаются с собой и своей жизнью…
Я рассмеялась.
— Ну это, конечно, серьезная причина. Знаешь, я тоже люблю смотреть разные фильмы. Но вместе мы еще ни разу с тобой не ходили в кино.
— Время нас подгоняет, Юлия Станиславовна, время!
— Да, время, — горько повторила я.
Александр опять подлил нам вина.
— Ты хочешь, чтобы я под столом валялась?
— Не волнуйся, я и там не брошу тебя одну!
Мы чокнулись бокалами, которые мелодично звякнули.
— Мне хотелось бы посмотреть новый фильм Никиты Михалкова «Утомленные солнцем». Кажется, так он называется.
Александр чуть скривился.
— Ну что ты, это прекрасный режиссер, я без ума от его «Неоконченной пьесы для механического пианино», а «Пять вечеров» — это вообще гениальное кино. Скажу тебе по секрету, ты очень напоминаешь его, вы чем-то похожи.
— Что ты выдумываешь!
— Да-да,
— Хватит издеваться.
— Да я серьезно!
Он вдруг разозлился. Смотрел на меня совсем так же, как когда-то на Надю, сморозившую очередную глупость.
— Ненавижу этого человека, — сказал он. — То, что он сейчас болтает на каждом углу, эти его заигрывания с нынешней церковью. Он совсем как его папаша, который тоже заигрывал с властью и Сталиным.
— Но ведь это отец, а не он.
— Но и он срывал дивиденды. Он и вся его семейка. Не хочу, не пойду смотреть его фильм…
Я распробовала наконец вкус вина, которое мне очень понравилось. Теперь я пила его большими глотками. Мы оба с удовольствием пили. Александр открыл очередную бутылку.
— Чего еще я о тебе не знаю, но должна знать?
Он в упор взглянул на меня, и какой-то непонятный огонек вспыхнул в его глазах.
— Ты все время скромничаешь, даже в сексе.
— А чего ты ждешь от меня?
— Ну… ведь мы во Франции…
— Точнее говоря, в Нормандии.
— Тогда давай испробуем любовь по-нормандски.
Мы поднялись наверх и, несмотря на пронизывающий холод, лежали нагие, отбросив одеяло. От вина слегка кружилась голова, разогревшаяся кровь бежала в жилах быстрее. Я подумала, что хочу именно этого, почувствовать его член во рту, как он напрягается и встает, — в общем все-все, от начала и до финала, который в подобной конфигурации был для меня чем-то новым и доселе неизведанным, ошеломительным. Еще один шаг вперед в исследовании себя, своего тела. И его. В тот краткий момент мне показалось, что только я имею на него право, на этого мужчину, лежащего рядом со мной. Право это я получила, даря ему наслаждение, от которого содрогалось все его тело и над которым он потерял контроль. Саша извивался, пытался защищаться и принимал мои ласки со стоном, звучащим для меня как самая прекрасная музыка любви. Мы были едины, действительно слились в одно целое. Ночь в холодном доме стала ночью всепоглощающей любви, чуть ли не до самого рассвета. Ненасытное желание ощущать его в себе, его силу и упругость потрясало меня до самых глубин. В какой-то момент у меня промелькнула мысль, что я должна напитаться этими ощущениями про запас. Ведь в мыслях я постоянно прощалась со своим молодым любовником.
За окнами посерело и развиднелось, когда мы оторвались друг от друга, обессиленные. Александр сошел вниз и вернулся с бокалом вина для меня. Но я совсем не чувствовала холода. Ощущала только слабость. И он тоже чувствовал себя так.
— Скажи, мы ничего не разрушим? — спросила я.
— С чего это тебе пришло в голову?
— Может, думаешь, я хочу тебе что-то доказать…
— И доказываешь! — ответил он, радостно засмеявшись.
По дороге домой я бросила взгляд в боковое зеркало автомобиля и перепугалась: у меня было измученное, постаревшее лицо. «Вслух об этом нельзя говорить. Даже думать так нельзя», — напомнила я себе слова Кати.