Мой самый-самый...
Шрифт:
– Неглубоко, отключился может, шок, - хрипит Алик, подползая к ним и оттаскивая сына подальше от края, - Галка, забирай его!
Только тут понимаю, что все это время Галя стоит за моей спиной, крепко вцепившись мне в плечи. Чувствую, как отпускает, чтобы побежать навстречу сыну. И из меня вырывается истошный крик.
– Лёв! Лёвочка! Лёв! – бегу было с ней к полынье, но Галя хватает меня за рукав, останавливая, и Сашка бешено орет.
– Там стой! Сейчас!
Рывком сбрасывает куртку в руки Алику, тот тоже снимает свою, зачем-то связывает рукав одной куртки с другой,
Из меня вылетает какой-то шокированный, булькающий звук. Хватаюсь рукой за горло, словно пытаясь убрать невыносимое распирающее ощущение паники и страха, сковавшие изнутри.
Время дрожит студнем, качаясь вокруг меня липкой массой, но не двигаясь.
Раз…Два…Три…Четыре…
Сашка выныривает, громко и судорожно втягивая воздух, озирается по сторонам, вставая на ноги – оказывается ему там чем выше, чем по пояс, и снова уходит под воду.
Раз…Два…Три…Четыре…Пять…Шесть…Семь…
Только круги затухают на черной воде.
– Саш?! – испуганно орет Алик.
У меня ноги подкашиваются. Сама не замечаю, как оседаю на лед. Страшно дышать. Страшно моргать. Я вся – застывшее немое воплощение животного ужаса.
Алик аккуратно подползает почти к самому краю, рискуя тоже провалиться.
– Сашка, блять! Саш! – резко поворачивается к нам, - Марат, беги за помощью! В МЧС звоните!
Сердце тяжело и надсадно бахает в груди. Как набат. Считаю про себя, наблюдая за личным кошмаром как в замедленной съемке. Марат убегает к убегает к административному зданию, Галя начинает звонить. А я просто смотрю на черную ледяную, скрывшую от меня двух моих самых близких мальчиков. Моих мужчин. Смотрю и молюсь, чтобы она мне их отдала.
Пятнадцать…Шестнадцать…
Сашка резко выныривает из воды, толкает бесчувственного Лёвку на тонкий лед, но тот не выдерживает, трещит. Алик успевает среагировать и отползает дальше.
– Блять, напугал! – орет напряженно, но с явными нотками облегчения, - Давай ногами, я вытяну!
– Ага!
– Сашка уже аккуратней кладет Леву на лед, ногами к Алику, аккуратно подпихивает в его сторону. Я вижу, как муж крупно дрожит, как посинели его губы, но пока взгляд замирает только на мертвенно бледном сыне, который, кажется, и не дышит, и у меня внутри все скручивается узлом из колючей проволоки.
– Лёва! Сынок! Лёв! – сама не замечаю, как ползу к ним ближе.
– Лиза, твою мать! Там стой! Сейчас! – дружно орут на меня Сашка с Аликом.
Застываю, чувствуя, как лицо омывают горючие слёзы. Они текут и текут, и картинка окончательно плывет, превращаюсь в сюрреалистичный туман. Слишком жуткий для меня, чтобы быть правдой. Быстрей! Давайте быстрей!!!
Наконец Алик хватает Левку за ноги и оттягивает на безопасное расстояние. Сразу кидает Сашке связанные куртки, и муж, схватившись за рукав, вытаскивает себя из полыньи. И они тут же вдвоем начинают реанимационные мероприятия. Подползаю к ним совсем близко, впившись лихорадочным взглядом в посиневшее лицо сына, и молюсь – молюсь – молюсь. Судорожно, отрывисто, бессвязно, как никогда горячо. Я все готова отдать за него. Все. Мой сынок.
И
– Эй, Кис, в-в-все буд-д-дет хор-р-р-ошо, - жутко стуча зубами, подмигивает мне мокрый насквозь Сашка.
Я в ответ только часто-часто киваю. Меня таким всеобъемлющим теплом топит, что и сказать ничего не могу.
***
Дальше все в адреналиновом тумане.
К нам подбегают люди с носилками, на которые оперативно водружают Левку. Вокруг воцаряются шум и суета. Быстро перемещаемся к ближайшему зданию, которое на удачу оказывается баней. Скорая уже едет, но ее еще надо дождаться и не терять времени зря. Галя помогает раздеться ослабевшему как котенок Левке, я раздеваю Сашу, которого колотит с каждой секундой всё сильней. Кажется, у него даже взгляд замерз и слегка плывет. Мужики носят горячую воду в холодную купель. Совсем в кипяток моим мужчинам сейчас нельзя – может сердце не выдержать, но до комнатной температуры воду необходимо довести. Пока готовят купель, растираем с Галей им конечности, укутываем в теплые пледы. И говорим-говорим- говорим – неважно что, лишь бы не молчать. Сашка вроде уже ничего, а Левка совсем квелый, и меня это пугает до чертиков, и опять паническая тревога нарастает.
– Всё нормально б- будет с ним, - требовательно ловит Сашка мой взгляд.
Молча киваю и всхлипываю. Ну где там скорая, а???
– Всё, лезьте, так быстро согреетесь, - дает отмашку Алик, утирая испарину со лба.
Сашка тут же подхватывает Левку под руки и помогает ему перелезть высокий бортик. Залезает следом, протягивает руку и убирает влажную прядь со лба сына, внимательно разглядывая его пугающе бледное лицо.
– Ну, что, Левыч, ты как? – спрашивает хрипло.
– Х-хорошо, - кивает Левка, силясь улыбнуться синюшными дрожащими губами.
– Точно?
– Д-д-да…П-п-ап…
– Что?
Левка сглатывает, прежде чем сказать, прикусывает щеку изнутри.
– С-спасибо, - и на его серых глазах, таких же, как у отца, выступают слёзы.
– Лёв, - Сашка вздыхает и притягивает сына к себе, положив руку на его дрожащие плечи, - Не за что «спасибо» говорить…
– Н-нет, есть. С-спасибо! И я наговорил тебе. Я…я не совсем так думаю. Н-не так!
– Это хорошо, - щурится Сашка, трепля сына по мокрым волосам.
– Я… - продолжает Левка, заикаясь, - Просто у меня чувство, что ты м-меня обманул, б-бросил…
– Лёва, - Сашка хмурится, крепче перехватывая его плечо и заставляя посмотреть себе в глаза, - Я никогда тебя не брошу. Никогда. Ты – мой сын. Ты им будешь всегда. И я буду рядом настолько, насколько ты сам позволишь мне быть. Бывает…разное, Лев. Ты прав, что я натворил херню. Ты совершенно правильно все сказал. Но, несмотря на это, я никогда тебя не брошу и не бросал. И все сделаю для тебя. Понимаешь? И я очень хочу всё исправить. Чтобы ты мне это позволил. Хочу исправить, потому что я люблю тебя.