Мой суженый, мой ряженый
Шрифт:
Она пообедала и села за учебники. Ровно через час приехала «неотложка». Матери измерили давление, оно оказалось высоким — двести двадцать на сто семьдесят.
— Лежать, — сказала пожилая, суровая докторша. — Полный покой, принимать лекарства строго по графику. Если станет хуже, придется госпитализировать.
— Упаси Бог, — замахала руками Ольга Арнольдовна, больше всего на свете ненавидевшая больницы.
— Есть кому за вами ухаживать?
— Конечно, есть. Вот, дочка. — Она с нежностью глянула на Женю.
— Хорошо. — Докторша
Женя сбегала в аптеку, потом в магазин, накупила продуктов на пару дней, притащила все это домой. Проследила, чтобы мать выпила таблетки, и села за учебники.
Часа через два раздался телефонный звонок. Женя с замирающим сердцем взяла трубку.
— Женюра, это я, — проговорила Любка.
— А, ты. Привет.
— Все убиваешься от горя? Голос, как после похорон.
— Мама заболела, — сказала Женя.
— Что с ней?
— Давление. Гипертония.
— Это серьезно. Помочь чем-нибудь нужно?
— Да нет. Чем тут поможешь? Я на хоре сто лет не была, и, наверное, снова не приду. Объяснишь все Лосю.
— Конечно, объясню. Ты, главное, не волнуйся.
Любка замолчала, однако, Женя чувствовала, что она не хочет вешать трубку. Поговорить с ней о Женьке, что ли? Посоветоваться? Может, она подскажет что-нибудь дельное?
— А я, кстати, сегодня Карцева видела, — неожиданно призналась Любка.
— Правда? Где?
— На улице. Я из института шла, смотрю — знакомая фигура.
— Что он там делал, возле института? — удивленно проговорила Женя.
— Не признался.
— Вы с ним разговаривали?
— Да, представь себе, я удостоилась этой высокой чести — пообщаться с Карцевым. — В Любкином голосе сквозило возбуждение.
— Он… он обо мне ничего не говорил? Не спрашивал?
— Нет, Женюр. К сожалению, нет.
— А как он выглядел?
— Обыкновенно. Видно, в отличие от тебя, он страдает гораздо меньше. Если вообще страдает.
Жене захотелось с размаху швырнуть трубку на пол.
— По нему незаметно, когда он страдает, — проговорила она холодно.
— Может быть, — тут же с легкостью согласилась Любка. — Разве я спорю? Я только сказала, что видела его. Думала, тебе будет интересно.
— Нет, мне совершенно все равно.
— Оно и чувствуется. — Любка многозначительно хмыкнула. — Ладно. Если что потребуется, звони, не стесняйся. Я могу приехать, посидеть с мамой.
— Спасибо. Я буду иметь в виду. — Женя положила трубку.
Что, интересно, Женька забыл в их краях? Неужели… неужели хотел встретить ее? Вот ведь — упрямец, что ему стоит включить телефон или хотя бы появиться у себя дома? Так нет, все нужно перевернуть с ног на голову.
Настроение у Жени заметно повысилось.
«Пойду на хор в пятницу, — твердо решила она. — Подойду к нему, что бы он ни вытворял. Заставлю выслушать».
Женя снова взялась за книги. Она пыталась себе представить, как будет проходить заседание кафедры. Наверняка главным ее
«Прорвемся, — подумала она. — Не впервой».
Действительно, много лет назад, в школе, у нее уже был подобный случай. Женя очень любила математичку, Александру Григорьевну. Та тоже была к ней привязана, не раз говорила, что считает ее лучшей в классе по своему предмету, неизменно ставила пятерки за все ответы и контрольные.
Как-то весной по школе пронесся слух, что грядет комиссия с проверкой. Проверять должны были предметников и в первую очередь тех, кто имел часы в старших классах. Педагоги заволновались. Женя видела, что Александра Григорьевна тоже опасается комиссии, хотя вслух та ничего не говорила. Потом учительница попросила ее остаться после уроков.
— Вот что, Женечка. — Тон у Александры Григорьевны был очень серьезным и вместе с тем просительным. — Ты вся моя надежда. В РОНО на меня имеют зуб.
— За что? — удивилась Женя.
— Старые счеты. Не в этом дело. Меня постараются утопить по полной программе, станут искать, к чему бы прицепиться. Проверка будет проходить в форме открытого урока. Я могу вызвать к доске любого из учеников. Женя, я вызову тебя.
— Меня?
— Да. На кого еще мне рассчитывать? У тебя блестящие знания и по алгебре, и по геометрии, тебя невозможно будет заманить в ловушку. Но ты готовься, почитай учебник, посмотри по тетради все старые темы. Хорошо?
— Да, я постараюсь. — Женя кивнула.
С одной стороны ей было лестно, что Александра Григорьевна так ей доверяет, с другой страшно — вдруг она что-нибудь забудет или перепутает, и учительницу не аттестуют?
Женя ушла домой и неделю, не разгибаясь, сидела над книгами.
В назначенный для комиссии день она явилась в школу ни свет ни заря. В классе уже сидели какие-то люди: две женщины в строгих, деловых костюмах и лысоватый, сумрачного вида, мужчина. Он то и дело подносил к носу платок — очевидно, его мучил насморк.
Женя села за свою парту, открыла тетрадь и принялась повторять назубок заученную теорему. Класс постепенно заполнялся народом. На часах была уже половина девятого. Прозвенел звонок. Ребята с ожиданием смотрели на дверь, откуда должна была появиться Александра Григорьевна, но той почему-то не было. По кабинету пронесся шепот. Лысый дядечка громко высморкался и, недовольно сморщившись, проговорил что-то на ухо одной из дам. Та кивнула, брезгливо поджав губы. В этот момент дверь, наконец, распахнулась и вошла завуч.