Мой суженый, мой ряженый
Шрифт:
Дома она позвонила Любе.
— Привет, — обрадовалась та. — Как дела?
— Плохо. Маму увезли в больницу. Сердечный приступ.
— Час от часу не легче, — расстроилась Любка. — Ты сама-то в порядке?
— Вроде бы. Скажи завтра Лосю, что я в эти дни не появлюсь. И в Курск тоже придется вам ехать без меня.
— Ну, понятное дело. Жалко.
— Ладно, перебьюсь. Лишь бы мама поправилась.
— Женюра, держись. Ты сильная, ты все сможешь. Заехать к тебе?
— Нет, не нужно. Я жутко устала, сейчас лягу
— Женюр, я понимаю, что сейчас мой вопрос не совсем к месту, но… как у вас с Карцевым?
— Никак, — коротко ответила Женя.
— То есть? Прошла любовь, завяли помидоры?
— Можешь считать, что так. — Женя говорила с неохотой.
Ей казалось кощунственным обсуждать их с Женькой отношения сейчас, в тот момент, когда мама лежит в больнице. Ведь это она довела ее до такого состояния, она и ее сумасшедшая любовь!
— Ладно, ясненько, — произнесла Любка. — Ну что ж, тогда чао.
— Чао, — попрощалась Женя.
Она положила трубку и глубоко задумалась. Не судьба им с Женькой помириться во время поездки. Может быть, позвонить ему прямо сейчас, рассказать, как плохо обстоят у нее дела? Неужели он не посочувствует ей, останется равнодушным? Ведь он же вовсе не жестокий и не злой, хотя и хочет таким казаться.
Женя вспомнила, как он заботился о ней, ухаживал, когда она болела, готовил для нее разные лакомства, беспокоился, чтобы ее не продуло, чтобы ноги не промокли. Не могла же вся его нежность по отношению к ней испариться без следа. Причина, по которой она собирается к нему обратиться, весьма веская.
Женя уже набрала номер, но внезапно передумала. Ни к чему все это. Пусть уж он съездит в Курск, а когда вернется, тогда они и поговорят. К тому времени и матери станет лучше, а сейчас что можно сделать? Только ждать.
29
Анна Анатольевна бережно закрыла крышку рояля, спрятала в шкаф ноты и, погасив свет в зале, вышла в коридор. Сегодня она уходила с репетиции последней — нужно было выучить сложный аккомпанемент к грядущим гастролям. Конечно, можно было позаниматься и дома, но там соседи снизу сразу начнут стучать по батарее — у них хроническая непереносимость классической музыки.
Анна Анатольевна прошла в гардероб, сменила лаковые «лодочки» на полусапожки, надела пальто и глянула на часы. Без четверти девять. Да, засиделась она за Рахманиновым и Гречаниновым, не заметила, как пролетело время. Гардеробщица, маленькая и сморщенная старушка, кивнула ей, стараясь подавить зевоту.
— До свиданья, Марья Тимофеевна, — попрощалась с ней Анна Анатольевна.
— Всего доброго.
Она вышла на улицу и едва не налетела на темную фигуру, стоящую у самой двери.
— Жень, ты?
— Я.
— Тьфу, напугал до смерти! — в сердцах проговорила Анна Анатольевна. — Притаился, все равно, как
— Вас жду.
— Да чего ж меня ждать? Ехал бы себе. У тебя ведь ключ.
— Неохота. Что я там буду делать, один в квартире? — Женька протянул руку и забрал у нее сумку с продуктами, купленными еще днем.
— К матери бы зашел. Ей поговорить не с кем, совсем забросил ее.
— Перебьется, — угрюмо бросил Женька.
Они, не торопясь, направились к остановке. Анна Анатольевна искоса поглядывала на его лицо, на котором застыло выражение злости и растерянности.
— Чудак человек! Ну чего ты добиваешься, скажи на милость? Тебе с девушкой гулять нужно, а не со старухой.
— Вы не старуха.
Она улыбнулась.
— Старуха, кто ж еще.
Какое-то время они оба молчали. Потом Анна Анатольевна проговорила другим, осторожным и мягким тоном:
— Женя на репетицию не пришла. И в прошлый раз ее тоже не было. Что с ней, не знаешь?
— Нет.
— А должен бы знать, — произнесла она недовольно. — Должен бы. Может, какая беда?
— Никакой беды. Прогуливает и все дела. Готовит свои проекты или в библиотеке торчит.
— Вот бы тебе когда-нибудь там поторчать, — вздохнула Анна Анатольевна.
— Очень надо.
— Знаю. Тебе ничего не надо в отличие от всех нормальных людей. Была бы я на месте Жени, я бы давно поставила на тебе крест.
— Она и так его поставила.
По Женькиному тону Анна Анатольевна поняла, что это не просто треп. Видимо, что-то произошло за эти дни. Что-то такое, о чем он ей не рассказал. Она настороженно глянула на него.
— Ты… ты говорил с ней?
— Нет. Она сама.
— Что сама?
— Сама. Подходила на позапрошлой репетиции.
— И что? — с надеждой спросила Анна Анатольевна.
— Да ничего. — Женька уставился себе под ноги.
— Как ничего? Такого быть не может. Не морочь мне голову, пожалуйста. Ты извинился перед ней?
— С чего это я должен извиняться?
— Опять двадцать пять! — Анна Анатольевна с досадой хлопнула в ладоши и остановилась. — Нет, тебя вправду нужно лечить. В больницу положить, как твою мать. Может есть какие лекарства, которые помогают в таких случаях?
— Нет никаких лекарств. Пошли, а то пропустите свой фильм. — Женька нетерпеливо потянул ее за рукав.
— Нет, ты подожди, — уперлась она. — Давай, выкладывай, как все было! Снова ей нахамил, да?
— Нет! Просто сказал, что подумаю.
— Подумаешь?! Да над чем тут думать, солнце мое?
— Есть над чем. Я еще окончательно ничего не решил. Может, я и не смогу, если она будет… с ним.
— Господи, какая тебе разница? Это ведь ее дело, ее учеба, она на это силы тратила в течение пяти лет. Пусть себе защищает диплом под руководством твоего отца — это же не означает, что она с ним будет спать!