Мой сводный мерзавец
Шрифт:
Эгоистичная дрянь — вот кто я, хорошо хоть совесть проснулась. Поэтому откидываю в сторону все сомнения и протягиваю руки, чтобы вытереть его лицо от грязи и крови, которой предостаточно.
Занимает это достаточно продолжительное время, но я делаю это очень аккуратно и тщательно, так, чтобы не задеть основную рану на голове. По мере того, как очищается его кожа, он начинает выглядит менее пугающе.
Перебарываю страх и продолжаю делать свою работу, но в глаза Артёму не смотрю, хотя чувствую, что он безотрывно
— Ты выглядишь бледной, — изрекает он, все так же продолжая удерживать меня руками.
Я бы могла представить, что ему нравится меня касаться, если бы не знала, как он любит ставить меня в неловкие ситуации.
— Не люблю кровь.
Тянусь за аптечкой, чтобы достать оттуда бинт и вату.
Нужно перевязать ему голову, хотя поможет ли это?
Артём и сейчас меня не отпускает и даже пододвигается ближе, чтобы было легче дотянуться.
— Я знаю. Когда ты была мелкой, то всячески избегала активных игр, чтобы, не дай бог, не упасть и не пораниться.
Тихо посмеивается, и я все же решаюсь заглянуть в его удивительные глаза. Они у него всегда разные, иногда почти черные, как сама бездна, а иногда темно-зелёные. Самого редкого цвета. Очень часто это зависит от его настроения.
Сейчас Артём кажется более довольным, расслабленным, таким обычным, без какого-либо пафоса. Красивый. Да, именно так. Особенно, когда ведёт себя сносно. Но я все ещё не доверяю ему, потому что обжигалась не раз. Он даёт мелкую надежду на улучшение отношений, а после разбивает ее вдребезги очередной колкой фразой или мерзкой выходкой.
Так бывало и раньше, и думаю, что в этот раз будет так же, но я не хочу снова оказаться дурочкой, которая на это ведётся.
— Ты помнишь, что было в детстве? — решаюсь и задаю интересующий вопрос.
— Забудешь такое. Помню, когда ты разбила коленки и ещё целый час ревела от ужаса и жаловалась на то, что теперь останутся шрамы, и что теперь тебя никто замуж не возьмет.
Прокручиваю в голове воспоминания и припоминаю этот нелепый случай. Неловко, ведь я и правда так сильно переживала.
А я припоминаю, что он сказал, что такую капризную точно никто не заберёт, и ему придётся со мной жить.
— Ах, да, соседский мальчик меня толкнул, — говорю с лёгкой улыбкой на губах, пока осторожно забинтовываю Артёму голову. — И ты ему потом что-то сказал, что он перестал со мной играть. А его родители сразу же его уводили, когда я пыталась с ним помириться.
— Он не имел право тебя трогать, ты же хрупкая совсем была, на тебя дунь, ты сломаешься.
В подтверждение слов он чуть сжимает мою талию, и я вскрикиваю от неприятных ощущений.
Он преувеличивает, я не беспомощная ни тогда, ни сейчас. Да, мелкая ростом, но постоять за себя могу… наверное. Однако я стараюсь решать проблемы более цивилизованным способом и не лезть на рожон.
Следом
Артём позволяет касаться себя. Сам просит. Это невозможно. Я и, правда, это делаю. Ощущения такие, что я совершаю что-то поистине запретное, опасное. И мелкий страх, что в любой момент все может перемениться.
Особенно меня настораживает его тягучий взгляд, что с каждой минутой становится более глубоким, задумчивым и заинтересованным. А когда он мимолётно кидает взгляд на мои губы, то меня словно поражает током.
Не может быть, что…
И я решаю, что лучше продолжить ностальгический разговор, чем думать, что творится в его сумасшедшей голове.
— Мы с ним потом начали снова общаться, в последний год перед моим отъездом, он провожал меня в школу. И еще звал на свидание, даже у отца спрашивал разрешение.
Вот зря я это ляпнула, понимаю сразу, когда чувствую, что его пальцы впились в кожу сильнее, а шея Артёма напряглась, как, впрочем, и весь он.
— И ты пошла?
Хотела, правда, но было одно огромное «но», которое мешало мне решиться на такой, казалось бы, обычный поступок.
— Эм, нет. Он же бабник, мне такие не нравятся.
Во взгляде Князя что-то меняется, он становится агрессивным и колким. Пренебрежительным. Вот так он обычно на меня смотрит.
— А какие тебе нравятся, Лиза? Хорошие, послушные мальчики, которые будут лизать зад? Признаваться в вечной любви при свечах и стеснительно трахать, исключительно под одеялом.
Говорит так яростно, что я в момент сжимаюсь, ощущая его неприкрытую агрессию.
Однако, его слова задевают. Нужно взять себя в руки, он не смеет мне такого говорить, он последний человек, которого должно волновать, какие парни мне нравятся.
— Ты совсем меня не знаешь, чтобы такое предполагать, — фыркаю на него, толкая в грудь, чтобы он все же меня отпустил, но теперь он держит мои запястья.
Я уже закончила. Мне здесь больше нечего делать. Но когда я дергаюсь, то видимо задеваю раны на животе, отчего он начинает корчиться и шипеть прямо в лицо.
— Увы, я хорошо тебя знаю и понимаю, что тебе понравится, а что нет. Примерный пай-мальчик как раз для тебя.
Не слушаю его, он говорит какую-то несвязанную ахинею, и непонятно почему злится на меня.
— Сними рубашку, я хочу посмотреть, что там… — заявляю неожиданно даже для самой себя, так же заставая врасплох и его, понимаю это потому, что он на полуслове замолкает.
Явно что-то не в порядке, раз так среагировал на мое случайное касание.
— Там то, чего нет у ванильных мальчиков.