Мой сын. Жили-были два буржуя
Шрифт:
– Многопрофильное предприятие? – удивился Костя. – Ты говорил об энергоремонтном.
Рубахин вознес к потолку палец:
– Думать надо на перспективу. А название не удивило?
– «Рубахин-Инночкин»? Годится.
Вошла Шулленберг с деньгами – вышла без них.
– Ну, давай, Костян, шевели батонами: закуска, выпивка, музон – чтоб все честь по чести. Людям надо угодить.
Идея сработала. Не организовано, но вереницей народ потянулся в отдел кадров, потом в столовую. И там, и там возникли очереди: Юлия Павловна принимала заявления
В начале пятого часа дня в столовую вошел С. В. Рубахин. Весь коллектив возглавляемого еще им предприятия собрался за накрытыми столами.
Соломон Венедиктович был краток:
– Дорогие коллеги! Сегодня вы приняли мужественное и верное решение. Вы надеетесь, а я уверен, что все плохое останется у нас позади, а впереди будет только хорошее. Желаю всем на новом поприще успешной работы, результатом которой станет наше общее процветание. Не знаю, как вы, друзья, а я уже просто задолбался работать на дядю чужого.
Все дружно поддержали директора.
– Хочется спокойно жить и трудиться. Хочется счастья семье и России!
По бурным аплодисментам, переходящим в овации, седовласые ветераны производства вспомнили длинные пустые речи густобрового, как Рубахин, Леонида Ильича и прослезились. Выпили, целоваться полезли. Соломон Венедиктович чуть не пал жертвой своей популярности….
Вокруг Константина сбилась малолюдная непьющая компания. Обсуждали пафосную речь директора, соревнуясь в острословии. Нина Львовна доверительно склонилась к Инночкину, предоставляя ему великолепную возможность заглянуть в вырез ее платья:
– Давайте поговорим о чем-нибудь приятном! Например, о том, кто как планирует провести отгулы.
Костя демонстративно отвел глаза в сторону:
– Ну, у меня-то отгулов не будет.
– У вас-то понятно, а у других?
– Поеду к теще в деревню. Лес рядом, речка, сугробы – сказка! А воздух какой!
– Я буду дома сидеть. Балбесами своими займусь – оболтусами растут.
– Так, оболтусы или балбесы?
– Какая разница!
– А для меня понятия отдых и планы несовместимы – доверюсь судьбе…
Полностью дошедшая до кондиции основная масса сотрудников понукала выпить:
– Кто родился в ноябре, вставай, вставай, вставай…
– Ну, мне пора, – засобирался Инночкин. – Кажется, оргия начинается.
Но не успел уйти без скандала – уже у дверей тормознул его изрядно «уставший» Рылин и погнал с места в карьер:
– Что за херню вы затеваете с Рубахиным?
Рылин-мурылин, – машинально срифмовал про себя Костя, внимательно разглядывая пьяного инженера (ну, правильнее-то главного, но не сейчас) и прикидывая, кто тот по жизни – чудак на букву «м» или просто контуженный.
– А он разве не толково объяснил?
– Получается: вы с директором умные, а остальные не очень? Но я вам не мальчишка, чтобы мною крутить! Или думаешь, что ты здесь самый крутой?! Так я таких об колено башкой…
Чудак на букву “м”, без вариантов, –
Рылин сознательно шел на конфликт. Как человек неглупый, догадывался, что неспроста Рубахин затеял возню – в буржуи собрался. Но Соломошка ему не по зубам, а вот эта его конечность правая… Больше всего ему хотелось подраться с Инночкиным прямо здесь и сейчас – при всем честном народе. С нанесением друг другу телесных повреждений легкой и средней тяжести. С привлечением милиции и судебно-медицинской экспертизы. Вот будет знатный шухер, который собьет спесь с этого выжиги из снабжения и поднимет его (Рылина) в глазах директора. А может быть, и сорвет массовый уход людей от финнов, у которых Рылину больше светило. Он так думал.
А Костя иначе. Косте стало ясно, что спокойного разговора не получится. Можно было утащить буйного молодца в туалет и макнуть головой, куда следует, но как-то не хотелось связываться. Опять же – зима на дворе, в коридорах ощутимо сквозит, он же, бедолага, простудится.
Был и другой способ – пожестче. Пара хороших ударов сбивала пьяную удаль не хуже холодного душа. Но Рылин еще не перешел той грани, после которой у Кости начинали чесаться кулаки. Не вдаваясь в детали и уточнения, Инночкин сообщил главному инженеру о своем желании попрактиковаться в хирургии:
– Еще пару слов таким тоном, и я натяну тебе глаз на жопу да заставлю моргать.
Может быть, и удалась эта уникальная операция, но ей помешали.
Атакованный грудь в грудь Н. Л. Шулленберг Рылин хрюкнул и вмялся в стену. В этой позе ослаб, улыбнулся клинически, а отпущенный на свободу, походкой подзагулявшего матроса поплелся к столам в поисках свободного стула.
– Я так и знала, что все закончится скандалом, – сказала Нина Львовна, догнав Инночкина в коридоре. – Как с ними Соломон Венедиктович управляется? Воистину тяжела шапка Мономаха!
Негаданный наследник великого князя добросовестно отдувался.
На пиру-то, как в бане – все равны. Да ему не впервой!
– Командир! – вопил какой-то мужик, наваливаясь на стол. – Дай я тебя поцелую.
Соломон Венедиктович погрозил ему пальцем.
– А с чухонцами целоваться в лом?
– Так-то оно так, но если по правде, то совсем и не эдак, – закатал губы ремонтник.
Хорошее выражение, надо будет запомнить, – подумал Рубахин и крылато добавил к портрету рабочего. – Гвозди бы делать из этих людей – не было б в мире тупее гвоздей!
От сухощавого старичка, подсевшего с боку, так и веяло праведным гневом.
Что-то тут не так, – почувствовал Соломон Венедиктович и напрягся. – Какой-то «перенапряженный» дед.
– Если помните, меня зовут Каблуков Петр Петрович. Да разве ж всех упомнишь! Вон у вас сколько народу.
– А меня Сема Рубахин.
– Я знаю. Если позволите, начну издалеча.
– Надеюсь не со времен закладки первого камня в фундамент ЧТЗ?
– Мой отец погиб на финской войне.
– Ага! Начинаю догадываться…