Мой тихий ужас

Прай Кэрри

Интересно, кто-нибудь из вас любил меня по-настоящему?

Текст обрывается, а я заглушаю то, в чём боюсь себе признаться. Согласие с этим окончательно меня сломает. Я не прощу себя за слабость.

Спустившись на кухню, жду отца до позднего вечера. Огорчённая недавним разговором Нелли хлопочет на втором этаже, нарочно избегая встречи. Мне стоит извиниться перед девушкой, но пока неясно за что. Её ревность не оправдана, как и стойкая позиция забыть о Софии. Почему

безмала каждый не желает говорить о ней?

Елисей возвращается за полночь и, поймав мой вынуждающий взгляд, не раздумывая проходит на кухню. Он месяцами ждёт диалогов со мной, поэтому сейчас выглядит несколько удивлённым.

– Полагаю, у тебя ко мне вопрос?

Отец изрядно постарел – морщины под глазами стали глубже, виски и брови победила седина. Некогда солидный бизнесмен теперь похож на обречённого пенсионера. Ранее я не успел заметить эти изменения, ведь был повязан только на себе.

– Да, ты прав, – аккуратно начинаю я, боясь снова всё испортить. – Тебе что-нибудь известно о семье Софии? Вы так хорошо общались раньше, наверняка поддерживаете связь…

– Божена не желает меня знать, – спешно отвечает отец. – После ухода Сони она открыто об этом сказала. Впрочем, не мне её осуждать.

На удивление отец не злиться, скорее печалится.

– А была причина?

– Могу допустить, что по той же причине ушла и София. Но мне о ней неизвестно, Тихон. Поверь, тогда бы я знал, как это исправить.

Он кажется искренним. И крайне жалким.

– Может, в этом-то и беда? – нервничаю я. – Может, хватить всё исправлять? Ты не герой, а жизнь – не проблема. Перестань латать дыры водой. Сам знаешь, что помощник из тебя паршивый. Решил спасти Софию, и где она теперь?

Елисей качает головой, с трудом выслушивая упрёки. Мне самому не хочется давить, но эмоции сильнее, лишь однажды удалось их обуздать.

– Ладно, – выдыхаю я, проработав шею. – У тебя есть их адрес?

– Только тот, что известен тебе, – огорчённо заявляет отец. – Божена переехала, как только узнала о побеге дочери.

– Что это значит?

– А то, что Софии сбежала не только от нас, Тихон, – выдаёт он. – Мы все огорчили её. Кто-то больше, кто-то меньше.

Новые факты провоцируют очередную порцию вопросов. Но я не смог пропустить оговорку, что покарябала уши.

– Ты сказал, огорчили? Не припомню, чтобы обижал её в тот день.

– Ты действительно думаешь, что сердце девушки – конвейер? – возмущается он. – Я удивлён, что она не сделала это раньше, а терпела столько месяцев.

Очередной промах отца подтвердил мою догадку.

– Ты знаешь больше меня, так? – чувствую, как напрягаются скулы. – Я не был подарком, скрывать не стану, но потом всё изменилось. Тогда София относилась ко мне по-всякому, но едва ли это сравнимо с терпением. Так что её спугнуло?

– Если ты

сейчас это не понял, то уже никогда не поймёшь, – психует он и выходит из-за стола. Отец скрывается в кабинете, проворачивает ключ. Мне слышно, как очередная бутылка ликёра учащённо бьётся о бокал – его руки дрожат.

Ох, София, что же ты с нами делаешь?

Вернувшись в свою комнату, я теряю равновесие. Падаю на пол и лихорадочно ищу флешку, что так загадочно пропала из компьютера. Сердце колотится в горле, ладони потеют. Понимание, что пропажа «письма» не случайность кромсает разум.

– Что-то случилось? – раздаётся за спиной.

Я бросаюсь на Нелли, но уже на полпути беру себя в руки.

– Ты что-нибудь брала здесь? – цежу я, сглатывая. – Хоть что-нибудь?

Девушка смотрит на меня с недоумением. Она напугана.

– Тебя продуло, что ли? – фыркает она. – Я никогда не захожу в твою комнату без спроса, помнишь? Или предательство одной плавно распространилось на всех? Мне ты тоже теперь не доверяешь? Меня здесь не было, точка.

Она не лжёт, либо лжёт очень убедительно. Заметив испарины на моём лбу, Нелли прикладывает руку.

– У тебя жар, Тихон. Тебе не стоило сидеть возле открытого окна.

Резко оборачиваюсь и наблюдаю за тем, как студёный ветер играется занавесками. И пусть рассудок покидал меня, я точно знал, что закрывал окно ещё вчера.

В мою комнату проникли.

Не теряя времени выбегаю на улицу, в прыжке минуя ворота. Самый дальний придорожный фонарь рассекречивает силуэт, который стремительно увеличивает шаг. Сомнений не остаётся. Бросаюсь вдогонку, уверенный, что нашёл воришку.

– Стой! – грозно бросаю в спину убегающего. – Убью, гад!

С радостью замечаю, что нагоняю незнакомца, ибо годы тренировок в зале не прошли бесследно. Впрочем, сейчас я так зол, что готов опередить скоростной поезд. Никто не смеет лишать меня того, что сейчас является самым важным на свете.

«Форточник» не сдаётся, но он всё ближе. Спустя километр пути я нагоняю его, валю на землю и, уворачиваясь от ударов, срываю капюшон с головы.

Очередная подножка становится поражающей. Передо мной стоит изнеможденный Арс, он отряхивает толстовку и сплёвывает кровь от разбитой губы.

– Какого хрена? – на выдохе говорю я. Земля уходит из-под ног.

Друг не спешит оправдываться – переводит дыхание, которого явно не хватает. Я не успел подумать, кому и для чего понадобилось письмо Софии, как очередная дилемма расколола череп: могу ли я звать Арса другом?

– Не думал, что ты так быстро догадаешься, – через смешок заявляет он. – Хотя, я единственный Ромео, который проникал к тебе в окна. Болван, – ругается на себя самого, – ещё бы записку тебе оставил.

Удивительно, но он не кажется мне растерянным.