Мой труп
Шрифт:
– Но почему он решил вдруг?
– Какое тут вдруг? Ты все время о самоубийстве… Ты ему что-то сказала.
– Когда?
– Я не знаю…
– В антракте?
– Сань, я не знала, что ты на нем так… - Оля апатично сняла комочек с размокшей ресницы, медленно растерла меж пальцев.
– А знаешь, если ты поспешишь, он на тебе, пожалуй, и женится. Кто еще с ним так будет возиться?
– Конечно, в антракте!
В антракте я повела Инну за кулисы к Андрею - она хотела записать с ним интервью.
«И как тебе
«Ты - лучшая в мире смерть. Смотрю на тебя, и хочется умереть…»
«Перестань».
«Нет. Что-то закончилось во мне. Я и замок поставила в спальне…»
«И от кого ты поставила этот замок?– не понял меня друг Костя.
– Если ты хочешь спокойно спать по ночам, не приглашай ночью гостей».
И был прав, как всегда. И не прав, как всегда. Я сделала это не для того, чтобы спать по ночам, а для того, чтоб однажды ночью «средь шумного бала» забиться в щель и умереть без помех.
Андрей понял меня с полуслова:
«Перестань! Ты не можешь запереться и умереть. А как же я? Кому ты отдашь меня?»
«Думаю, ты найдешь, кому отдаться…» - отбила я шутку.
Я так часто говорила о самоубийстве, что все привыкли. Все - не исключая меня. Все, не исключая меня, привыкли пропускать мои слова мимо ушей, не придавая им значения. Все, кроме Андрея.
После того разговора он послал мне сообщение:
«Когда ты приедешь домой, нам нужно поговорить. Не отдавай меня никому!».
«Не отдавай меня никому» - означало «не умирай»!
«Он почему-то решил, что ты там умираешь».
Потому что я не стала говорить с ним - я заперлась. Он стучал, не достучался и бросил кольцо в пепельницу со словами «кончено» или «конец». Или «А вдруг это конец?» Не наш с ним - мой конец! На секунду он поверил, я уже умерла, как я поверила в смерть Игнатия.
Андрей - единственный верил мне. Пять месяцев, пока шли репетиции в театре, в процессе долгих телефонных бесед мы обсуждали с ним мою смерть и Ануя.
Полгода мы обговаривали с Костей мою курсовую «Смерть в творчестве Жана Ануя». Но Костя увидел в пьесах Ануя свою проблему. А Андрей Фирстов - мою. Не потому, что был лучше Кости, а потому, что был хорошим актером. Ему довелось сыграть мою Смерть, пройти сквозь мою бездну… Сколько актерских пар пошли в ЗАГС, вжившись в гениальное «Я люблю тебя». Андрей вжился в мою смерть так сильно, что испугался. За меня!
– Оля, а о чем этот фильм у Трыкина?
– Тебе точно понравится. Эвридика уходит в Аид, потому что влюбляется в Смерть.
– Это что, переделка Орфея?
– Все в современности…
– И Орфей умирает, чтоб она полюбила его?
– Иначе ее не спасти. Андрей там играет две роли. Смерть и Орфея. Смерть, если честно, у него вышла лучше.
– Нет, - покачала
– Ты же не видела?
– Неважно. Он спас Эвридику.
– Когда умер, - кивнула Оля.
– Но умирает он страшно. Все плачут в финале. Даже меня проняло. Теперь Фирстов звезда.
– Не преувеличивай.
– Я не преувеличиваю, Саня. Все только о нем и говорят. Мой Шалевич - пример.
– Это случайность.
– А ты случайно не смотрела в окно? Выйди на балкон.
Я послушно пошла в гостиную. На Олином белом диване лежала двухметровая глыба Доброхотова. Втягивая ноздрями воздух, он трогательно посвистывал. Проходя мимо, я укрыла его сползшим на пол сиреневым пледом. Я почему-то решила, что ему холодно. Верно, потому, что меня морозило. Все мы воспринимаем мир - сквозь себя.
– Видишь?
– тускло сказала Оля.
Еще позавчера его не было - еще позавчера на этом биг-борде висела реклама политической партии. Теперь там был Андрей.
«Смотрите в кинотеатрах с 1 сентября "Меня зовут Смерть"».
Моя смерть подарила ему славу, его смерть отдала мне мою жизнь. Даже если б мы любили друг друга, мы не могли б сделать друг для друга больше… Почему ж я больше не могла назвать смерть своим другом? Жестокосердная ко всем, она была и осталась моим хранителем! Она вывела меня из Аида. Она помогла мне понять глубину драм и трагедий. Она исполнила все мои глупые мечты. Я могла считать себя демиургом Андрея. Я могла гордиться им. Я могла поставить его на пьедестал и превозносить себя вечно…
…Потому что талантливые актеры не должны умирать на взлете? Потому что теперь в его жизни был смысл! Или потому что человека, смотревшего на меня с разноцветной рекламы, - не было. И не будет.
Он будет только киноиллюзией. Его придумают. Его полюбят. Его смерть, совпавшая с выходом «Меня зовут Смерть», создаст страшный, красивый миф. Миф будет жить. И все еще больше поверят в реальность странного господина Арко-Анри. Но Андрея - настоящего, смешного, веселого, беззаботного, эгоистичного, доброго, талантливого Андрея - нет. И нет никакого господина Анри, который вернет его мне. Есть только дыра. Бесконечная. Черная. Она ничего не возвращает.
Но 1 сентября это не помешает миру поверить в мою иллюзию. В прекрасную смерть с ошеломляюще красивым лицом Андрея Фирстова.
Я повернулась к Оле.
Она смотрела на свою иллюзию - огромный биг-борд - окно в «настоящую» жизнь, из которого ей вероломно улыбался Андрей.
– Хочешь правду?
– Оля Коберникова стирала остатки своего «настоящего» лица.
– Я ненавижу его.
– Андрей не любил меня, - сказала я.
«Это не я… - сказала я.
– Ты!»
Я попыталась сдвинуть себя с места, подойти к телефону и позвонить в милицию. Но не могла. Как будто для обвинения Оли мне не хватало последних штрихов. Или попросту права обвинять ее?