Мой учитель
Шрифт:
Костя, который сначала стеснялся малознакомой актрисы, уже вошел в свою роль и даже
рискнул обнять королеву. В это время издалека послышался шум. Это приближалась толпа
островитян, руководимая главным жрецом. А влюбленные продолжали спокойно сидеть, не
подозревая о надвигающейся опасности. Волнение нарастало, и наконец кто-то из малышей
не выдержал и испуганным голосом крикнул:
— Костя, убегай скорее! Антон Семенович договорился с ребятами убить тебя!
На
обратившись к зрителям, произнес:
— Меня убить? Да я кого хочешь в котлеты изрублю!
Грозный вид Кости и его решительное заявление вызвали бурное одобрение зрителей.
Но ворвавшаяся на сцену толпа островитян-колонистов уже набросилась на хвастливого
Костю-матроса и, несмотря на все предупреждения Антона Семеновича, затеяла настоящую
свалку. Королева растерялась, ее лицо выражало испуг, и Антон Семенович, сдерживая ребят,
на всякий случай стал поближе к ней. Косте не удалось никого «изрубить»: поверженный на
пол сцены, он лежал, изображая убитого. Но симпатии зрителей все же были на его стороне.
И когда Антон Семенович произнес заключительную фразу пьесы: «Так будут уничтожены
все наши враги»,— вдруг раздался возмущенный голос одного из гостей, пожилого
крестьянина:
— Такого хорошего хлопца — и убить!..
Занавес опустился при полном молчании зрителей. Только через несколько минут,
после того как занавес снова поднялся и все актеры выстроились на сцене и среди них
зрители увидели улыбающегося Костю, раздались долго не смолкавшие аплодисменты. Тот
же пожилой крестьянин, пробравшись к сцене, крикнул Косте:
— Так, значит, тебя не убили?
— Нет, остался жив!
— Ну так приходи в воскресенье, жинка пироги напечет, и ты расскажешь ей, как все
тут у вас было!
— Приду обязательно! — весело ответил Костя.
По настоянию ребят в тогдашнем репертуаре нашего театра было немало подобных
пьес — со сражениями, нападениями, путешествиями... Соображения идеологические и
педагогические, а также необходимость приспосабливаться к ограниченным сценическим
возможностям заставляли Антона Семеновича многое перерабатывать — дополнять и
изменять — в тексте этих пьес. Но с каждой новой постановкой росли и актеры и зрители. И
скоро в репертуаре нашего театра появились пьесы Гоголя, Островского, Горького.
Еще в начале учебного года, на заседании педагогического совета, Антон Семенович
предупредил преподавателей, что он сам будет проверять весной успеваемость колонистов.
Возвратившись из отпуска, Антон Семенович немедленно этим и занялся.
Приближалось
времени проводили в оранжерее, на парниках, на очистке семян и подготовке инвентаря. Эти
работы являлись практическими занятиями к пройденному зимою в школе курсу основ
агротехники. Меня радовало, что положительные результаты учебы были очевидны. Раньше,
например, когда я с помощью термометра проверял температуру парника, где росли ранние
– 16 –
огурцы, ребята с недоверчивыми улыбками следили за мной; теперь же они проделывали эту
операцию сами и строго поддерживали тепловой режим парника.
С началом весенних полевых работ, когда занятия в школе закончились, на очередном
заседании педагогического совета обсуждались успехи каждого колониста. Антон Семенович
высказал при этом два критических замечания, вызвавших общий интерес.
Когда речь зашла о плохой успеваемости колониста Чобота по арифметике, Антон
Семенович сказал:
— Любовь Петровна, а вы не пробовали специально подзаняться с Чоботом и хотя бы
раз поставить ему, может быть, даже покривив душой, хорошую оценку и похвалить его
перед классом? Как вы думаете, не ободрило бы это Чобота? Не показала бы ему такая
похвала, что он может учиться не хуже других? Своими хроническими плохими и
посредственными оценками вы развиваете в нем безразличие, убиваете его веру в себя, в
свои силы...
При обсуждении успеваемости в одной из школьных групп оказалось, что ни у кого из
хорошо учившихся по русскому языку ни разу не было посредственной или плохой оценки.
Антон Семенович отнесся к этому с недоверием.
— Конечно, — сказал он, - если хорошие оценки поставлены ребятам правильно, то
лучшего желать нельзя. Но я всех этих ребят хорошо знаю. Среди них есть зазнайки, которые
и уроки не всегда готовят как следует и думают, что они знают больше, чем все остальные
колонисты. Я боюсь, что преподаватель не только не пытался «поймать» таких зазнаек и дать
настоящую оценку их успехам, но скорее всего ставил им хорошую оценку даже тогда, когда
они отвечали лишь посредственно,— и добавил: — Нет ничего хуже, чем предвзятость в
оценках.
1925 год принес нам немало побед. Даже в глазах самых закоренелых обывателей
колония перестала быть «бандитским гнездом». Разрабатываемая Антоном Семеновичем
система воспитания ребят с тяжелым прошлым завоевывала себе все больше сторонников.
Школа и театр в колонии получили общее признание даже среди противников Макаренко.