Мой верный рыцарь

Додд Кристина

– Начали убирать сено?

– Уберем до темноты.

– Отлично. – Она подсчитывала в уме доходы. Засуха отразилась на них, но не в такой степени, как на мелких землевладельцах, и с тем зерном, что она купила, они должны продержаться до осени, до нового урожая.

– Все говорит, что год будет хороший, – продолжал Феншель, – так что мы наполним амбары и нам не придется продавать…

– Двенадцать мешков? – хрипло выговорил Дэвид. Он отхлебнул еще глоток из ковша. – Вы сказали, двенадцать мешков шерсти на продажу?

Феншель и Элисон

обменялись понимающими взглядами. Эти огромные мешки были настолько велики, что набивавшим их людям приходилось влезать в них и утаптывать шерсть. Когда мешок наполнялся, они выбирались наверх, по пути зашивая его. Мешки были такие тяжелые и неуклюжие, что их перевозили в повозках, не боясь воров, так как их было нелегко унести. Мелкий землевладелец мог собрать от силы два мешка, поэтому жадное выражение на лице Дэвида не удивило Феншеля и Элисон. Они видели его и у других. Женихи, которых присылал король, заезжие рыцари и лорды не могли понять, откуда бралось такое богатство. За Элисон постоянно увивались кавалеры, в чьих глазах ее обильные доходы еще больше увеличивали ее прелести. Ей с Феншелем так часто приходилось иметь с ними дело, что у них уже накопился порядочный опыт.

Расправив костлявые плечи, Феншель спросил с нескрываемой неприязнью:

– А это кто такой?

– Прости меня, Феншель, я и забыла.

Наблюдая за Дэвидом, Элисон заметила, как в его чертах враждебность сменилась жадностью. Это она могла понять, этого она ожидала, но все же почувствовала легкий укол разочарования.

– Как мой управляющий, ты должен познакомиться с сэром Дэвидом Рэдклиффом, легендарным наемником.

Феншель должен был бы ответить грубостью, явно показывая свое неуважение. Таким образом он и леди Элисон всегда давали понять недостойным претендентам, что им не добиться руки хозяйки Джордж Кросса.

Но Феншель молчал. Он молчал так долго, что она обернулась. Феншель, ее преданный Феншель, глядел на сэра Дэвида с изумлением и восторгом.

– Феншель? – окликнула его она.

Он встряхнулся, словно пробуждаясь от сна, и обратился к Дэвиду почтительным тоном:

– Прошу прощения, сэр, так это вы легендарный сэр Дэвид Рэдклифф?

– Я, – согласился Дэвид.

– О сэр, мы годами слышали рассказы о ваших подвигах. Как вы двенадцатилетним мальчишкой голыми руками убили кабана и как сам король посвятил вас в рыцари на поле битвы, когда вы один сразились с двадцатью французами…

– Шестнадцатилетним и с пятнадцатью, – поправил его Дэвид.

Феншель не обратил на это внимания.

– И о том, как вы выиграли доспехи и лошадей у лучших рыцарей королевства и продали их за хорошую цену.

– У всех, кроме одного бедного молодого рыцаря, – перебила одна из женщин, Эвина, прижимая руки к сердцу. – Вместо того, чтобы лишить юношу его единственной собственности, вы вернули ему и оружие, и коня и научили его драться, и он вам предан по нынешний день.

– Это был сэр Гай Арчер, – закончила другая женщина, Гунхильд.

Все

в деревне слышали о подвигах легендарного наемника, и сейчас они стояли вокруг и смотрели на него, как на посланца небес.

– Смотрите, – Феншель указал на небо. – Было ясно, а теперь собираются тучи. Сэр Дэвид принес нам удачу.

Такое же чувство испытала и Элисон, впервые встретив его. Даже лежа лицом в грязи, он внушал какое-то уважение. Но по дороге в Джордж Кросс это чувство стало таять. Он был слишком похож на других мужчин.

При виде того, как теснились вокруг него крестьяне, стараясь благоговейно прикоснуться к его сапогу, как подтягивали корсажи женщины, выпячивая грудь, она смутилась и рассердилась. Только этого не хватало, чтобы раздуть его тщеславие.

Элисон встретилась с ним глазами. Дэвид смущенно улыбнулся и, пожав плечами, сказал:

– Предания живут долго.

Вот за этим она и наняла его – придать людям уверенность, успокоить их страхи, отпугнуть невидимую зловещую угрозу. В дороге не случилось ни одного происшествия. Впервые за несколько месяцев она провела три дня, не чувствуя, что за ней следят.

За это она была перед ним в неоплатном долгу и поэтому со всей возможной любезностью сказала:

– Мой дом – ваш дом, сэр Дэвид.

Ошеломленный богатством ее владений, он смотрел по сторонам, раскрыв рот. Правда, он был всего лишь сыном барона, и притом бедного, но ему претило чувствовать себя нищим. Двенадцать мешков с шерстью внушали ему благоговение. У него не хватило бы повозок, чтобы эту шерсть вывезти, не говоря уже о таком количестве овец, чтобы ее настричь. На такие деньги его усадьба могла бы процветать годами! Губы леди Элисон привычно сложились в приветливую улыбку гостеприимной хозяйки. Она обернулась к столпившимся крестьянам.

– Я привезла зерно, которым мы будем кормиться до осени. Когда телеги приедут в замок, его взвесят и распределят. Но помните, добрые люди, что его нам должно хватить до нового урожая и, если это лето будет таким же засушливым, как предыдущее, зима нам предстоит тяжелая. Поэтому не ропщите на лишние труды. Пусть никто из нас не поддастся лени.

Феншель, вновь обретший присутствие духа, воскликнул:

– Правильно! – И толпа одобрительно загудела.

Люди стали расходиться. Феншель и Элисон отошли в сторону. Мужчины направились в поля, женщины – в обширное строение, напоминающее амбар, где хранилась шерсть.

Но не все женщины удалились. Некоторые начали поспешно приводить в порядок незримые изъяны в своей одежде. Гунхильд приподняла юбку, как будто поправляя подвязки, только… чулок на ней не было. При виде ее обнаженной ноги сердце Дэвида замерло на какое-то мгновение, и по ее кокетливому взгляду было ясно, что она почувствовала его состояние.

Тьфу! Дэвид отвел глаза, и тут же его взгляд привлекла Эвина. Распустив корсаж, она обеими руками поправляла грудь. Сквозь тонкую ткань темнели соски.