Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно
Шрифт:
Пока что мои срывы были сущими пустяками.
Я бросил кубик льда в отморозков, орущих ночью в парке возле моего дома.
Я как адвокат намеренно давал неправильные советы клиентам, которые действовали мне на нервы.
Я как-то раз принес еду пленнику в моем подвале с опозданием на два часа.
Все это в подобных ситуациях мог бы делать каждый, если ему действуют на нервы. До тех пор, пока его не застукают.
Однако то, что из-за меня официант в приюте свалился в ущелье, было уже чем-то качественно иным.
Я не хотел такой эскалации.
И вот дождливым вечером в начале сентября я вновь стоял у дверей Йошки Брайтнера. После
Перед тем как нажать на кнопку звонка, я просто встал у двери и прислушался к себе. За последние шесть месяцев я здорово изменился.
Тогда была весна, на пороге стояло лето.
Теперь была осень. Приближалась зима.
Полгода назад я завершил занятия с господином Брайтнером, полный новых сил. При ярком свете дня, вооруженный новыми познаниями об осознанном образе жизни, я буквально влился в расцветающий мир.
Теперь меня опять снесло потоком жизни. Свет уже не был таким ярким, и под ногами шуршали первые пожелтевшие листья.
При этом жизнь моя, собственно говоря, вроде была абсолютно счастливой. За последние полгода я, с большой любовью и осознанностью, переформатировал свое профессиональное и личное окружение так, как всегда мечтал.
Я сменил изнурительную постоянную работу в штате крупной фирмы на частную адвокатскую практику, дающую мне солидный доход.
Мы с Катариной вышли из стрессового тупика брачной рутины и сформировали два параллельных жизненных пути раздельно проживающих родителей.
Наша дочь Эмили с радостью посещала группу «Немо» детского сада, в котором я с таким трудом завоевал для нее место.
В великолепном старинном здании детского сада у меня была не только своя контора, но и квартира. Всем домом управлял я вместо моего главного клиента – Драгана, пропавшего шефа мафиозного клана.
Все эти изменения последних месяцев во многом стали возможны благодаря тому, что полгода назад я убил Драгана. Тот факт, что об этом никому не было известно, имел не такое уж маленькое значение для моего счастья. А чтобы и в будущем никто не узнал об этом, мне не оставалось ничего иного, как руководить деятельностью преступного синдиката Драгана от его имени. И делать вид перед людьми драгановского клана, что их босс еще жив.
Теоретически мне, как адвокату, это было не трудно. В конце концов, я сам сплел легальное прикрытие для драгановских сделок с наркотиками, проституцией и оружием и годами де-факто руководил всем этим в качестве консультанта. И именно эту игру я продолжал вести перед всеми. И только.
Но один-единственный промах, один опрометчивый срыв, один чересчур критический взгляд со стороны на мою жизнь – и вся эта построенная на лжи конструкция рухнет сама собой.
Во всем, что бы я ни делал, я вынужден был оставаться под радаром мафии и полиции. Тот факт, что я стал нечаянным виновником смерти официанта, мог привести к непредсказуемым последствиям. Не только для моей душевной жизни, но и для моей жизни вообще.
В ее устройстве ошибкой было то, что я не имел права совершить ни одной ошибки.
Мое настоящее, может, и было прекраснее, чем прошлое. Но я чудовищно боялся будущего.
Это был стресс, который мне с помощью осознанности удавалось держать под контролем. Но я не мог устранить его причины. Да, осознанность замедляла вращение колеса, в котором я крутился как белка. Но я никак не мог соскочить с него. Из-за этого я теперь вновь стоял здесь, у двери Йошки Брайтнера.
О насмешливых замечаниях Катарины, которые снова и снова давали мне ясно понять, насколько хрупки и запутанны в принципе наши отношения, я определенно мог бы ему поведать.
О моем чувстве вины перед Эмили из-за того, что мы с Катариной разрушили наш брак, я бы поговорил.
О моем желании иметь помимо семьи и клиентов также чуточку времени для себя я бы хотел рассказать.
О моих маленьких срывах я бы сообщил, пусть даже испытывая при этом неловкость.
Обо всем этом я бы завел разговор. И по всем этим пунктам господин Брайтнер наверняка смог бы мне помочь.
Но о вещах, которые всерьез тяготили меня, я говорить не мог.
Об убийствах, которые совершил прошлой весной, я бы и слова не проронил.
О двойной жизни, которую вел с тех пор, я бы молчал.
И уж совсем точно я бы ничего не рассказал о Борисе.
О Борисе – русском мафиози, которого я держал в подвале детского сада. О Борисе, единственном человеке, который, во-первых, все обо мне знал, а во-вторых, был заинтересован в том, чтобы мой идеальный мир лопнул как пузырь.
О Борисе, которого я полгода назад похитил, чтобы спасти свою жизнь и жизнь моей дочери.
О Борисе, которого я не захотел убивать, потому что мне надоели убийства. Который был живым доказательством того, что я смог сказать «нет» убийству. Но которого я не мог ни держать всю жизнь в плену, ни когда-либо отпустить на свободу. Я все еще не принял решения по поводу его будущего.
О Борисе, чья смерть стала бы для меня таким же стрессом, каким уже была его жизнь.
О Борисе я ничего не мог бы рассказать.
Таким образом, я не обо всем поведал бы господину Брайтнеру. Я бы просто сделал вид, что нахожусь тут для совершенно обычного очередного тренинга, как будто хочу теперь, через полгода, всего лишь посмотреть вместе с ним, что нового появилось в моей жизни. Отрегулировать парочку винтиков. У нас и так будет что обсудить, если я честно расскажу ему, как из множества маленьких мух повседневности мысленно творил эмоциональных слонов. Которые топтались в посудной лавке моей, вообще-то очень хорошо настроенной, души. Я бы открыто признал, что с помощью упражнения по осознанности каждую отдельную проблему у меня получалось относительно быстро свести к ее фактическому ядру. Но что после этого короткого мгновения покоя и удовлетворенности меня снова и снова охватывают беспокойство, неуверенность и холод.
Я бы открыто признал, что хотя и понял, как с помощью осознанности справляться почти со всеми своими проблемами, но мне не ясно, почему вообще у меня все время возникают одни и те же проблемы.
Это была та часть истины, которую имело смысл обсудить. Из-за этого я теперь вновь стоял у двери Йошки Брайтнера. И звонил.
Внутри дома заскрипели петли, и массивная деревянная дверь заскользила по кафельной плитке пола. Сквозь матовое дверное стекло замерцал теплый свет, зажегшийся в коридоре. Послышались спокойные, расслабленные шаги. Через несколько секунд дверь открылась. Передо мной стоял Йошка Брайтнер. Он приветствовал меня как старого знакомого, будто я вышел из этого дома не полгода, а всего лишь две минуты назад.