Мой выбор
Шрифт:
Она отвернулась к своим бумагам и продолжила писать. Шторм сделал шаг к ней.
— Куда? — Крикнул сотрудник и, достав дубинку, направился к Шторму.
Женщина повернулась к нему.
— Слушай, забирай его отсюда, а то еще наброситься на меня. Кто его знает, что у него на уме?
— Одевайся. — Крикнул сотрудник Шторму и встал между ним и женщиной. — Побыстрее давай.
Шторм натянул на себя одежду, обулся и покорно вышел из помещения. Сотрудник вышел за ним и пошел следом.
— Шагай быстрее, — в голосе сотрудника, промелькнули железные нотки. — А то сейчас дубинкой под гоню.
Они вернулись к тому месту, где
— Дежурный! — Сотрудник, приведший Шторма, позвал одного из них.
Когда дежурный подошел к ним, сотрудник показал на Шторма.
— Определяйте его, а я потом зайду, распишусь.
Он развернулся и вышел в дверь, через которую они пришли. Дежурный посмотрел на Шторма и усмехнулся.
— Давай за мной. — Он пошел по этажу вдоль камер.
Шторм шел следом за ним, опустив взгляд в пол. Стены угнетали и ничего хорошего, данная обстановка, не сулила. Все складывалось слишком плохо.
Они подошли к одной из камер.
— Лицом к стене. — Скомандовал дежурный и Шторм, повернувшись, замер.
Загрохотал замок и дверь распахнулась.
— Проходим.
Шторм протиснулся в образовавшийся проем и сделал шаг вперед. Дверь камеры за его спиной, захлопнулась, подобно мышеловке. Все, выхода нет, и не будет.
В камере, никого не было, а сама камера, была небольшой, можно сказать, даже маленькой. Два на четыре метра, на площади которой, размещались с одной стороны двухъярусные нары, а с другой стороны, стоял небольшой стол, с прикрученной к нему лавочкой. В углу, у входа, находился туалет, подобный тому, что видел Шторм в отстойнике. Только здесь, в камере, он был окружен небольшой стенкой. Рядом с туалетом, находился умывальник.
Шторм присел на корточки и облокотился на дверь. Сколько времени, он здесь проведет? Час? День? А может месяц? Или год? Есть ли шанс, выйти отсюда? Шторм обхватил голову и заплакал…. наверное, впервые в жизни.
Бригадир посмотрел на парней, сидящих в автобусе. Кто-то спокойно курил, глядя на происходящее, кто-то смотрел на часы, ну а кто-то, прикрыв глаза, дремал. В их бригаде, работали те, кто успел привыкнуть к этой работе и относился к ней, настолько, насколько нужно, не выходя за рамки. Уже давно, среди бригад, существовало негласное правило для новичков: не принимай все близко к сердцу, иначе, сопьешься или сойдешь с ума. Многие, кто приходил к ним работать, очень скоро ломались. В основном, конечно, не выдерживали, чисто физически. Это уже потом, на втором месте, стоял психологический фактор. Он припомнил, как впервые, пришел в отдел кадров, с просьбой взять на работу. Его спросили, не боится ли он. С улыбкой он сказал, что равнодушен к этому, на что одна из молодых женщин, сидевших в кабинете, заметила, что с таким отношением, долго он здесь не проработает. Сколько лет с того момента прошло?
Бригадир
— Пошли.
Они вышли из автобуса, и пошли друг за другом, в сторону здания. Со стороны, они выглядели строго и мрачно, от того и устрашающе. Одетые в черные рубашки и черные брюки, с повязками на руках, они шли, молча и уверенно. Подойдя к дверям, ведущим в зал, первый, идущий впереди, открыл дверь. В зал вошел бригадир, за ним, остальные. Посреди зала, на постаменте, стоял гроб, обитый бардовой тканью. Возле гроба, с обеих сторон, стояли лавочки, на которых сидели родственники. Атмосфера на похоронах, печальная, но она намного усложняется, если хоронят кого-то молодого. Вот и сейчас, в гробу лежал молодой человек, на вид которому было, не больше двадцати пяти. Смерть делает людей моложе, забирая вместе с жизнью, несколько лет человека.
В ритуальном зале, находилась преимущественно молодежь. Некоторые молодые люди, находящиеся здесь же, имели довольно грозный вид. Бритые головы, камуфляжные штаны и тяжелые ботинки. Некоторые из них, сжимали в руках, черно-желто-белые ленточки.
Бригадир оглядел всех, спокойным, невозмутимым взглядом.
— Венки берем, проходим на улицу.
Услышав это, родственники, сидящие возле гроба, зарыдали еще сильнее. Остальные подходили, брали венки и не спеша выходили на улицу. Постепенно, в зале остались только близкие родственники. Бригадир кивнул парням и гроб, накрыли крышкой. Подхватив его на руки, они подняли его с постамента и медленно, прошли через двери, неся его в сторону катафалки. Родственники потянулись следом.
Похоронная бригада, несла гроб, а под ноги им, летели цветы. Они шли, словно по живому коридору из людей стоящих по обе стороны. Но идти по такому коридору не честь, а испытание. Молодые девушки, плачущие навзрыд, молодые люди, опустившие головы, потому, что не в силах были смотреть в глаза матери покойного.
Семьдесят процентов тех, кто присутствовал на похоронах, знали покойного лично. Сорок процентов, знали, кем он был на самом деле. И только десять процентов, знали, что погиб он из-за своих убеждений. Очередной солдат, очередной, никому не нужной войны. Все, кто шел с ним по жизни рядом, сегодня пришли почтить его память.
Бригада поднесла гроб к катафалку и, развернув его, поставила на лафет. С металлическим лязгом, гроб поехал внутрь автобуса.
— Близкие родственники, — сказал бригадир, — проходите к гробу.
Кил, поддерживая рыдающую мать под руку, повел ее в автобус. Позади, шли остальные родственники, которые сочувственно всхлипывали, старательно поддерживая трагичность ситуации. Кил помог, матери залезть в автобус и, повернувшись к парням, махнул им рукой. Все начали рассаживаться по машинам. Минут через пять, площадка перед моргом, опустела. Кил еще раз огляделся и залез в автобус.
— Можно ехать. — Сказал он водителю и прошел к гробу, сев рядом с матерью.
Двери автобуса закрылись и он, заурчав, начал отъезжать от морга. Вслед за ним, начали движение остальные машины. Двигаясь за катафалком, они образовывали длинную колонну.
Всю дорогу сидевшие в катафалке родственники молчали, низко опустив головы. Кил поддерживал мать, которая порой без сил, опускалась на его плечо, а затем, посмотрев красными от слез глазами на гроб, где лежал ее сын, снова принималась беззвучно рыдать. Кил гладил ее по голове и что-то шептал на ухо.