Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
А чуть раньше он вернулся в свою часть, где его встретили очень радостно. И ему вручили письмо и фотографию. Конечно, был счастлив. «Что будет трудно сказать фашистские банды обороняются жестоко. Но это все ерунда Красную Армию в которой состоим мы не удержит никакая сила вперед на запад...»
В конце ноября перебросили в другую часть, находятся пока в обороне, но вскоре должны снова вступить в бой. 10 декабря сообщает, что он вновь в санбате, был ранен, подлечили, вскоре снова в бой, на передовую.
В одном из последних писем Петр Васильевич подробно описывает свою жизнь и требования солдата, воюющего на фронте: «Ноября 10 дня 1943 года. Добрый день Катечек. С боевым красноармейским приветом к тебе твой друг.
Я постараюсь выслать тебе аттестат если буду жив. Катек получил письмо я от Мони и дал уже два письма обратно. Еще получил от дяди Володи. Он ничего не пишет о жизни с Нюрой. Катек передай от меня Нюре что она проявляет не самостоятельность и я поэтому не хочу ей больше писать. Катек некоторые женщины и девушки пользуются моментом и говорят что все спишется за счет войны. Пусть знают эти шлюхи что после войны они никому не будут нужны. Мы здесь переживаем голод холод и проливаем кровь, а они за наше здоровье гуляют. Этот номер не пройдет... Любящий друг жизни крепко тебя целует бесчетно раз.
П. Петелин».
Петр Васильевич описывает праздник 7 Ноября, который они по-своему отметили, «некоторые встречали в боях, 8 ноября предстоит офицерский вечер, в котором я тоже должен участвовать. Какое будет угощение не известно...». Подтверждает, что он уже имеет медаль «За отвагу», орден Красной Звезды. «И еще сегодня должны вручить орден, но какой не знаю».
30 декабря 1943 года Петр Васильевич написал на консервной обертке, что по-прежнему он работает командиром взвода ПТР, с работой справляется, времени на письма нет, готовятся к наступлению.
И последнее письмо написано 7 января 1944 года из нескольких слов, приветы, письма получил, «сразу 4 письма твоих и одно от сестры Нюры...».
И все... Четыре месяца ни строчки ни от него, ни от его бойцов. Наконец Екатерина Антоновна получила сначала письмо от красноармейца, потом от командира полевой почты:
«Здравствуйте, многоуважаемая жена Петелина Петра Васильевича! Пишет Вам красноармеец бывшего командира П. В. Разрешите сообщить Вам и вместе с Вами поделить скорбь о том, что муж Ваш старший сержант Петелин Петр Васильевич убит числа 6 января 1944 года, при выполнении боевого задания в борьбе с гитлеровскими людоедами. Погиб смертью храбрых за Родину! Жалко нам как хорошего командира и товарища, а Вам как своего мужа. Ну что же ничего мы за него вдесятеро отомстим гадам. Похоронен в Витебской обл. недалеко от д. Стручки.
6.04.44. С приветом Бабенко С.С.».
Командир части сообщил, что П.В. Петелин погиб смертью храбрых 8 января 1944 года. А Владимир Васильевич Петелин похоронен 14 августа 1943 года в Сумской области Украинской ССР.
Братьям Петру и Владимиру Петелиным я посвятил
12. М.А. Шолохов и русская национальная культура в XX веке
1
В жестоком XX веке шла ожесточенная литературная борьба между различными группами в культуре, литературе, искусстве, в политике, в школе, в высшем образовании, науке, во всех сферах общественной жизни, – борьба бескомпромиссная, когда для победы все средства хороши. Борьба эта началась давно, еще до Февральской и Октябрьской революций, до Гражданской войны. Не обо всех этапах ее пойдет здесь речь, а лишь о самых ярких и очевидных периодах.
В конце февраля 1909 года на квартире известного актера и режиссера Николая Николаевича Ходотова (литературоведы уже упоминали об этом) устраивались, как обычно, литературные посиделки, на которых кто-либо из присутствовавших писателей или журналистов читал свое сочинение, а потом шло его обсуждение. В этот день читал свою новую пьесу «Белая кость» еврейский писатель Шолом Аш, автор недавней пьесы «Саббатай-Цеви» о еврейском лжепророке XVII века. Начал он писать на иврите, но один мудрый человек посоветовал ему перейти на современный язык, и он стал писать на идише. Тогда-то и пришла к нему известность. Недавно он побывал у Горького на Капри, прескверно говорил по-русски, но с увлечением и страстью вспоминал о Библии, Махабхарате, задумал написать трилогию о Давиде, Христе, Саббатай-Цеви; Горький обратил на Аша внимание потому, что у него евреи изображены как активные и настоящие люди, они дерутся, живут общими человеческими радостями и страданиями, он увлекался религиозными сюжетами, но, тут уж ничего не поделаешь, отец был раввином и привил ему глубокую любовь к религии, ее именам и памятникам.
На посиделки пришли писатели, художники, артисты, журналисты, переводчики, критики... «Белая кость» вызвала разноречивые суждения, одни хвалили, другие поругивали. В заключение обсуждения Шолом Аш заявил, что русские читатели не могут понять еврейскую душу, вот и здесь были сказаны слова о главной героине Розе как о хищнице, автор же превозносит ее как положительную героиню, сохранившую верность своим предкам. Русские читатели не могут понять замысел автора; чтобы понять замысел автора и понять его героиню, нужно самому быть евреем либо прожить с евреями пять тысяч лет, чтобы понять их устремления, их внутреннюю жизнь, законы их жизни.
Воцарилось загадочное молчание. Лишь Евгений Иванович Чириков – прозаик и драматург, в издательстве «Знание» у него только что вышло собрание сочинений в девяти томах (типичный бытовик, один из критиков сказал о его произведениях, что они «оставляют тяжелое впечатление, потому что являются точным снимком действительности»), он изображал помещиков, студентов, купцов, мещан, гимназистов, офицеров, учителей, чиновников, он слыл «знатоком нашей провинции», показал уездного обывателя и узость его обывательских интересов – высказал свое мнение, возражая Шолому Ашу:
– Если только евреи могут понять ваши произведения, то и вам не понять русских книг, не понять их душу и их устремления. Если вы говорите: «Мы – евреи», то и я могу сказать: «Мы – русские».
Но, услышав ропот собравшихся, бессильно махнул рукой. Среди собравшихся были Аким Львович Волынский (настоящие имя и фамилия Хаим Лейбович Флексер) и переводчик пьесы на русский язык Шайкевич, которые и возроптали против слов Евгения Чирикова, не только возроптали, но и тут же написали заметку об этом событии в еврейскую газету «Фрайнд» (выходила в Варшаве), а другие газетчики тут же подхватили пафос этой клеветнической заметки об антисемитизме и прочих «грехах» русской интеллигенции. Тут же Чирикова и других объявили антисемитами, а это было уже серьезное обвинение.