Мой южный босс. Кубинский темперамент
Шрифт:
Впрочем, в моей поддержке он не нуждается. Своей харизмой и природным обаянием он очаровывает большую часть присутствующих, готов к каждому вопросу или замечанию.
Пока не прилетает вот это.
— Скажите, а это правда, что вы выросли в детском доме?
Все разом оборачиваются на юного, но очень заносчивого выскочку. По бейджу, указывающему на новостное издательство, было понятно - журналист охотится за эксклюзивом.
Повисла пауза, я подозрительно хмурюсь.
— Без комментариев, —
Он умело защищает свою личную жизнь и возвращает присутствующих к основной теме нашей встречи.
— Это правда или просто красивая легенда для привлечения внимания? — не унимается нахал.
— Я же сказал — без комментариев.
Моё сердце учащённо бьётся, внутри зарождается тревога и желание оторвать выскочке голову! Какая ещё легенда? Он вообще в своём уме?
— Медийные персоны часто прибегают к услугам имиджмейкеров, часто придумывают слезливую биографию, чтобы это дало резонанс. Скажите, господин Маркес, вы из их числа?
— Вопросы по проекту, пожалуйста, — металлическим голосом осекает он урода.
— Почему вас бросили родители? — поднимается ещё один идиот.
Они что, сговорились? Почувствовали запах денег от издательств и решили закидать босса вопросами о его детстве?
Мы тут, мать вашу, по какому поводу собрались?!
— Без комментариев, — отвечает Антон второму журналисту.
И тут началось...
Один за другим, подхватывая инициативу, журналюги начинают заваливать Антона вопросами о его семье, слышатся уже косвенные обвинения во лжи, преподнесённые под соусом сомнения.
Вот умеют они выворачивать слова наизнанку! Вроде клевета, да не прямая. Даже иск из-за неё подать невозможно.
Вижу, как у Антона вздуваются вены на висках, чернеют глаза, а челюсть становится квадратной.
— Хватит.. — пищу, умоляя их остановиться. — Прекратите...
— Где сейчас ваши родители?
— Сможете доказать, что это не ложь?
У меня перехватывает дыхание от такой наглости! Почему Антон вообще должен кому-то что-то доказывать?!
Он скрывал свою семейную тайну, никому о ней не рассказывал, но вам-то какое дело?!
— Хватит! — уже не шепчу, говорю.
— Если у вас нет вопросов по проекту, предлагаю на этом закончить, — металлическим голосом изрекает Антон.
Но вопросы сыпались один за другим, и каждый из них его больно ранил.
Внешне - невозмутим, но я вижу, чувствую, как ему трудно.
Он сдержан, не устраивает скандал с журналистами, которые тут же раздуют его до вселенских масштабов и выставят виноватым невиновного. Антон чётко обозначает границы дозволенного, но журналистам плевать. Для них не
Не выдерживаю. Злость берёт. Врождённое чувство справедливости толкает, и я поднимаюсь со стула и громко выпаливаю:
— Прекратите! Хватит!
Все резко на меня оборачиваются. Антон панически распахивает глаза и начинает крутить головой, давая понять, чтобы не вмешивалась.
Он, в отличие от меня, знает какими коршунами бывают журналисты.
— Как вы смеете упрекать человека во лжи? Как вы смеете совать свой нос в его личную жизнь? Кто дал вам право?
— А почему вы его защищаете? — мгновенная контратака.
Взглядом ищу того, кто, обнаглев, задал мне этот вопрос, но тут же прилетает второй. И
третий. И четвертый...
— Кто вы?
— Вы работаете у Маркеса?
— Знакомы с его семьёй?
— Подтвердите или опровергните информацию о детстве господина Маркеса.
И коронное:
— Вы его защищаете, потому что он вам заплатил?
— Что? — оскорблённо бросаю в ответ.
Теперь под удар попадаю я.
Не готова была к такому.
Не знала, какими бывают журналисты...
Ох, не знала.
— Мы закончили! — рявкнув, тормозит всех Антон.
Выходит из-за трибуны, идёт ко мне и, обхватив рукой мои плечи, как секьюрити выводит из зала.
Журналистская бестактность не знает границ, они как с цепи срываются и идут за нами, продолжая бить и добивать жестокими, грязными вопросами.
Идём к парковке. Антон быстро садится в машину, я — рядом, и, вдарив по газам, мы уезжаем.
Он зол. Он чертовски зол и пугает меня. Молчит. Свирепо дышит, как зверь.
Кусаю в кровь губы, опускаю голову.
Нечестно, несправедливо, обидно.
— Ты не должна была вмешиваться, — говорит после долгой паузы.
— Антон...
— Ника, — перебивает, давая понять, что не договорил. — Это желтушные журналисты, зарыться с головой в грязном белье и провокации — их хлеб. Их никогда ни в чём не переубедишь. В погоне за эксклюзивом они мать родную продадут. Таким бесполезно что-то объяснять, бесполезно читать им нотации, помогает только дистанция. Всё.
— Но как они узнали?
— Ника, они — журналисты, лучшие в мире ищейки. Я понимал, что меня ждёт. Я всё контролировал. Мне уже задавали такие вопросы.
— Что?
Поднимаю на него глаза.
— Да, Ника, я уже стреляный воробей и привык к этому. Если предприниматель не готов к негативу, не готов к нападкам и жёсткой конкурентной борьбе — он плохой предприниматель. Я выучил этот урок очень давно.
С ним уже случалось подобное, но я-то видела, как он реагировал.