Мой жестокий и любимый

Тэя Татьяна

Боже да! Я делаю один вдох, другой, пропускаю их между пальцами. Кайф… всё так же, как я помню. И еле слышные стоны срываются с губ стервы, когда начинаю массировать её голову. Она склоняется к плечу, и губами я пробую кожу на вкус. Бархатная, нежная, сладкая. Я не слышу запаха забегаловки, его нет, будто к ней не липнет эта грязь, лишь лёгкий аромат кофе заплутал в складках одежды.

– Арсений? – её голос дрожит от чувств. – Так давно… я… что ты делаешь?

«Будем играть в невинность?» – хочется спросить, но вместо этого:

–

Я тебя хочу. По-прежнему хочу.

Прохладные пальцы цепляются за мою руку, будто хотят приковать её к себе.

– Арсений, я не знаю, это как-то… странно?

– Что странно? Что я тебя хочу? А ты меня?

Разворачиваю её к себе, пальцами обеих рук ныряя в волосы и сжимая их в кулаках. Стерва стонет, когда я слегка оттягиваю их назад. Мы снова целуемся. Сладкие губы покорно раскрываются, впуская мой язык. Между нами атомный взрыв, последние здравые мысли покидают голову. Я отключаюсь. Всё, чего хочу – стянуть с неё и себя одежду, вдавить стерву в кровать и войти глубоко, а потом трахать так, чтобы сил и времени на разговоры не осталось.

Ей нравится вспоминать прошлое? Что ж… я могу ей добавить… воспоминаний. Отрываюсь от дурманящего рта и прижимаюсь губами к уху:

– Ты… ведь… тоже… хочешь… Я… вижу…

Зубами прихватываю шею и спускаюсь ниже.

– Д-да-а-а, – выдыхает протяжно, соглашаясь с моими словами.

Её ладошки обнимают меня, гладят аккуратно, но мне эта медлительность ни к чему. В джинсах очень тесно и тело требует разрядки. Я целый день, считай, о стерве думал, теперь всё – крышу уносит.

Кладу руки ей на талию, рывком притягиваю к себе, затем вжимаю в стену. Целуемся как бешеные. Затем перекатываемся, и уже она прижимает меня к стене.

Включилась в игру, значит?

Руки скользят ниже, минуя пах, но я беру её ладонь и кладу себе на ширинку. Она тут же сжимает член сквозь одежду, а мне хочется без неё. Чтобы дотронулась, чтобы кожа к коже, и губы её на себе тоже почувствовать хочется.

Мысли о стерве на коленях передо мной отключают остатки разума.

– Куда? – отрываюсь от горячего рта.

Стерва делает неопределённый жест рукой, но я улавливаю верное направление.

Зайдя в комнату, хватаю дрянь за талию и ставлю на низкий диван. Он разложен, как удобно.

Теперь её грудь на уровне моего рта. Задираю чёрную футболку, оттягиваю нижнее бельё и накрываю ртом затвердевший сосок. Пальцы стервы сжимают мою голову, с губ слетают стоны, пока я играю с этой частью её тела.

Она скидывает футболку через голову, стоит обнажённая по пояс, дрожит. Я скорее чувствую, чем вижу, как она сжимает колени. Без сомнений между её ног сейчас бешено бьётся пульс. Там уже, наверняка, влажно.

Я быстро расстёгиваю её джинсы и проверяю теорию. Точно: горячая и мокрая. Два пальца внутрь без подготовки. Чёрт, так узко. Хочу ей вставить и забыться.

Ничего не могу поделать, начинаю лихорадочно стягивать со стервы

одежду. Она мне помогает раздевать себя, а я однако лишь успеваю скинуть футболку и расстегнуть ширинку. Всё остальное потом.

Укладываю заразу на спину, сам ложусь сверху, целую глубоко и крепко и одним толчком вхожу в неё. Мы передвигаемся к подлокотнику дивана, потому что мои движения резкие и протяжные, рукам нужна опора.

Горячие ладони клеймят мою спину, а губы оставляют следы на коже, стоны заполняют комнату и скрип мебели кажется оглушающе громким, пошлым и ещё более возбуждающим.

Она скрещивает пятки, беря меня в плен. Но я и сам никуда не планирую из него сбегать. В тот же миг осознаю, что одного раза сегодня будет мало. Придётся поменять планы и остаться до утра. Буду трахать столько, сколько захочу. Сколько будет нужно и ей, и мне. Надо заполнить пустоту, насытиться, чтобы уйти и больше не возвращаться.

Она двигается вместе со мной, и это, мать её, прекрасно. Идеально. Всё так же, как я помню. Или даже ещё лучше.

Вкус её кожи, мелодия коротких стонов, дыхание сбитого ритма, когда ускоряюсь, и она лишь обнимает меня, радуясь моему удовольствию, как своему собственному.

Я не выхожу до самого конца. Каждый виток оргазма – удар внутрь её тела. Не могу и не хочу отстраняться. Ещё долго лежу сверху, не разрывая контакта.

Пока не понимаю, что стерва плачет. Отворачивается зажимает рот ладонью, глуша всхлипы.

– Арсюша, – с её губ срывается давно позабытое прозвище.

Ласковое… нежное… чужое.

Не моё.

Стерва больше не моя любимая, а я не её судьба. Всё. Эта страница перевёрнута.

Она не знает меня, я не знаю её. Нас просто влечёт друг к другу, как всегда влекло. С физиологией сложно бороться. Особенно когда секс, считай, идеален.

– Хватит плакать. Ты чего? – грубее, чем собирался, бросаю ей. – Это как-то странно. У меня нет привычки спать с рыдающими девушками.

Дрянь замирает, а я откатываюсь в сторону и поправляю одежду. Ложусь на спину и закладываю руки за голову. Глаза уже привыкли к темноте, а марево оргазма спало.

Истерика на соседней подушке набирает обороты, пока я полосую взглядом потолок. Хмурюсь, убеждая себе, что мне должно быть плевать, но рука сама тянется в сторону, чтобы обнять эту дрянь и притянуть ближе.

Её голова на моём плече и я утыкаюсь носом в распущенные волосы, вдыхаю глубоко, будто наркоман дорогу. Аромат её тела, словно мельчайшая пудра, оседает в лёгких и делает меня мягче и ласковее.

– Не плачь, не надо.

Мне хочется добавить «всё будет хорошо», но я осекаюсь. Потому что это не наш случай. Хорошо не будет. По крайней мере, не в долгой перспективе. Но пару раз до утра я, пожалуй, ещё могу сделать ей приятно.

Она вжимается в меня, будто я последняя надежда. Ну да, судя по её изменившемуся образу жизни, возможно, так и есть.