Моя бабушка Миллард, генерал Бедфорд Форрест и битва при Угонном ручье
Шрифт:
Все произошло как-то разом. Только что Ринго сидел на воротах и смотрел на дорогу. А в следующий миг он уже стоял на них, размахивая посудным полотенцем, и я бежал назад в столовую и вопил, - помню, как сверкали белки у Джоби, Люция и Филадельфии и какие глаза были у кузины Мелисандры, когда она прислонилась к буфету, прикрыв рот тыльной стороной руки, а бабушка, Лувиния и Эб Сноупс уставились друг на друга поверх сундука, и Лувиния закричала еще громче, чем я:
– Миз Коумпсон! Миз Коумпсон!
– Что?
– крикнула бабушка.
– Что? Где миссис Компсон?
И тут все мы вспомнили. Это было больше года назад, когда в Джефферсон вошел первый патруль янки. Война только что началась, и, как видно, генерал Компсон был единственным военным
– В уборную!
– закричала бабушка.
– Черта лысого, миз Миллард!
– воскликнул Эб Сноупс, и бабушка промолчала. Не то, чтобы она не слышала, - она ведь глядела на него в упор, но ей было все равно, как будто даже она сама могла произнести такие слова, из чего видно, что тогда творилось: у нас просто не было ни на что времени.
– Черта лысого, - повторил Эб Сноупс, - вся северная Миссисипи об этом наслышана! Нет ни одной белой леди отсюда и до самого Мемфиса, которая в эту минуту не сидела бы в сортире на саквояже, набитом серебром!
– Мы опоздаем, - сказала бабушка.
– А ну-ка быстро!
– Погодите, - сказал Эб Сноупс.
– Даже они, даже янки уже об этом пронюхали!
– Будем надеяться, что сюда придут другие янки, - сказала бабушка. Ну, быстрей!
– Миз Миллард!
– закричал Эб Сноупс.
– Погодите, погодите!
Однако тут мы услышали, что Ринго вопит у ворот, и я отлично помню, как Джоби, Люций, Филадельфия, Лувиния и кузина Мелисандра с развевающимися юбками опрометью бежали через задний двор с сундуком; помню, как Джоби и Люций забросили сундук в тесную, вытянутую вверх, шаткую будочку вроде караулки, как Лувиния втолкнула туда же кузину Мелисандру и захлопнула за ней дверь; как теперь уже крики Ринго доносились чуть не до самого дома, а потом я снова прилип к переднему окну и увидел их, когда они вскачь огибали дом - шестеро солдат в синих мундирах; они ехали быстро, но в ходе их лошадей было что-то странное, словно все они были не только запряжены парами, но и вместе тянули одно дышло; за ними бежал Ринго уже без крика, и весь парад замыкал седьмой всадник - стоя в стременах с обнаженной головой, он размахивал над нею саблей. Потом я снова очутился на задней веранде, рядом с бабушкой, над всей этой свалкой людей и лошадей во дворе, но тут оказалось, что бабушка все же ошиблась. Можно было подумать, что это не только те же самые янки, что были в прошлом году у миссис Компсон, но что кто-то им даже заранее сказал, где у нас отхожее место. Лошади были запряжены цугом, но тянули они не фургон, а столб, вернее, бревно, длиной в двадцать футов, подвешенное между связанными попарно седлами, и я помню небритые, изможденные лица солдат - они нас не разглядывали, просто окидывали снизу вверх возбужденным и злорадным взглядом перед тем, как спешиться, отвязать бревно, отвести в сторону лошадей, поднять бревно, по трое с каждого бока, и побежать с ним по двору, как раз в тот момент, когда из-за дома выехал последний всадник в сером (офицер - это был кузен Филипп. Хотя мы, конечно, тогда этого не знали, и предстояла еще немалая кутерьма, прежде чем он, в конце концов, стал кузеном Филиппом, чего мы, конечно, тоже еще не знали) с высоко поднятой саблей, не только стоя в стременах, но и почти лежа на загривке у лошади. Шестеро янки его не видели. Нам
– Там дама!
– кричала она.
Янки ее не слышали, не заметили они и кузена Филиппа. Они бежали вшестером через двор, таща бревно, а за ними мчался на коне кузен Филипп с занесенной над их головами саблей, но вот конец бревна ударил в дверь уборной, и домик не просто рухнул - он взорвался. Секунду назад он еще стоял, высокий, утлый, а сейчас исчез, и на его месте кишели орущие мужчины в синих мундирах, которые вертелись, как ужи, спасаясь от копыт лошади кузена Филиппа и его сверкающей сабли, пока, наконец, им не удалось рассыпаться по двору и сбежать. И тогда осталась только куча досок и дранки, а на ней сундук и кузина Мелисандра в своем кринолине, с зажмуренными глазами и открытым ртом, из которого еще вылетали какие-то крики, а немного погодя откуда-то с речки донеслись негромкие щелчки пистолетных выстрелов, которые звучали не страшнее шутих, запускаемых малышами.
– Я же говорил, подождите!
– произнес за нашей спиной Эб Сноупс, - я же говорил, что янки нас раскусили!
После того как Джоби, Люций, Ринго и я зарыли сундук в яму и замаскировали свежие следы, я пошел в беседку к кузену Филиппу. Сабля его и пояс были прислонены к стене, но куда девалась его шляпа, я думаю, он и сам не знал. Он снял мундир и, поглядывая одним глазом в дверную щель, обтирал его носовым платком. Когда я вошел, он выпрямился и поначалу мне показалось, что он на меня смотрит. Потом мне стало непонятно, на что он смотрит.
– Какая красавица, - произнес он.
– Принеси мне расческу.
– Вас там ждут, дома, - сказал я.
– Бабушка хочет выяснить, что произошло.
Кузина Мелисандра уже пришла в себя. Понадобились не только Лувиния и Филадельфия, но еще и бабушка, чтобы увести ее домой, но Лувиния принесла вина из бузины даже раньше, чем бабушка успела за ним послать и теперь кузина Мелисандра вместе с бабушкой ожидали нас в гостиной.
– Ваша сестра...
– сказал кузен Филипп.
– И ручное зеркало!
– Нет, сэр, - ответил я, - она только наша кузина. Из Мемфиса. Бабушка говорит...
– Ведь он-то не знал бабушку. Вот уж кто ненавидит ждать хоть минуту кого бы то ни было!. Но он не дал мне договорить.
– Какая красивая, нежная девушка...
– сказал он.
– Пришли сюда негра с тазом воды и полотенцем.
Я пошел назад, к дому. Оглядываясь, я видел его глаз за дверным косяком.
– И одежную щетку!
– крикнул он вслед.
Бабушка не очень-то его ждала. Она стояла у парадной двери.
– Ну, что еще?
– спросила она. Я ей рассказал.
– Этот субъект, видно, решил, что мы бал устраиваем среди бела дня. Скажи ему, чтобы шел как есть, и пусть моется на задней веранде, как мы все делаем. Лувиния сейчас подаст обед, мы и так опаздываем.
Но и бабушка не знала кузена Филиппа. Я ей повторил все снова. Она на меня поглядела.
– Что он говорит?
– спросила она.
– Ничего он не говорит, - ответил я, - только "какая красавица".
– Мне он тоже только это сказал, - сообщил Ринго. Я не слышал, как он вошел.
– Только мыла, воды и "какая красавица!".
– А он на тебя смотрел, когда говорил?
– Нет, - сказал Ринго.
– Мне только сперва показалось, что смотрит.
Тут бабушка посмотрела на нас с Ринго.
– Ха!
– произнесла она, и потом, когда я стал старше, я понял, что бабушка уж и тогда понимала, что такое кузен Филипп, - ей достаточно было взглянуть хотя бы на одного из них, чтобы понять всех кузин Мелисандр и всех кузенов Филиппов на свете, даже и в глаза их не видя.
– Я иногда думаю, что самое безопасное из того, что летает по воздуху, это пули, особенно во время войны. Ладно, - сказала она.
– Снеси ему воды и мыла. Но поторапливайтесь.