Моя балерина
Шрифт:
– Это платье Оксаны. Я…, – ее мозг, несмотря сейчас на состояние желе, пытался активно найти оправдание. – Я пролила сок на себя и она одолжила мне свое платье.
Аня не привыкла и не умела врать. Она прятала взгляд, чтобы мама не догадалась, что ее слова – ложь.
– А почему ты не привезла свое платье? И, кстати, кто тебя привез? Что это за машина? – глаза матери сузились и она впилась взглядом в дочь.
– Ларис, да оставь ты девчонку в покое, – раздался из комнаты голос отца. – Дай ей хоть пройти. Что ты ее в коридоре держишь?
– А ты не защищай, – крикнула она в ответ. – Ты посмотри в каком виде она пришла. Взрослой, что ли, стала?
– Мам, это было просто день
– Я спрашиваю, кто тебя привез. И, главное, откуда? – мать скрестила руки на груди и была настроена воинственно.
– Это папа Карины. Мы вместе учились в училище. Он просто меня подвез, – воспоминания о сцене возле клуба вызвали у Ани новый приступ стыда.
– Быстро сними с себя это платье и марш спать, – прошипела женщина. – И больше никаких дней рождений и посиделок с подружками. Дожилась. Дочь приходит домой пьяная и непонятно в чем.
Аня, обрадованная, что экзекуция закончилась, протиснулась мимо матери и юркнула к себе в комнату. Переодеваясь в пижаму, она слышала, как отец что-то говорил, как недовольно, но негромко возмущалась мама. Обрывками до нее долетали фразы:
– Уму непостижимо!…
– Свою молодость…
– Стыда не оберешься…
– Перестань, Ларис…
– А тебе не до чего нет дела!
Аня больше не прислушивалась. Она забралась под одеяло и, закрыв глаза, замерла, прислушиваясь к себе. Еще тошнило и немного кружилась голова. Она сама вся словно покачивалась на волнах и от этого медленно погружалась в сон. Сейчас хотелось только покоя. И даже мысли об Олеге Викторовиче и стыде отошли на второй план.
Аня еще два дня отходила от этого дня рождения. Когда ей стало относительно легче и набеги на белого друга в туалете сократились до пары раз за несколько часов, она лежала в комнате и, обняв одеяло, смотрела в окно. Ей открывалась неинтересная картина из верхушек деревьев и кусочка серо-голубого неба. Но даже их Аня не видела. Она вспоминала взгляд Олега Викторович, когда он застал ее в скрюченной позе над лужей собственной рвоты. Девушка прокручивала этот момент в своей голове снова и снова, как будто хотела отыскать в глазах мужчины что-то другое, а не шок и отвращение. Но другого ничего там не было. Она разочаровала его. Хотя как можно разочаровать того, кто не очаровывался? И все-таки Аня всегда хотела произвести на Олега Викторовича хорошее впечатление. Да и что в ней было плохого? Она не курила, не выпивала, не меняла мужчин, как перчатки, учила детей танцам. И все равно девушка считала, что всего этого недостаточно, что ей чего-то не хватает, чтобы Олег Викторович заметил ее, думал о ней, чтобы привлечь его внимание. Хотя зачем и что дальше, она не понимала и не думала. Как забывала и о том, что мужчина женат. Но какое теперь это имело значение? Аня его разочаровала. И ничто уже не сможет это изменить.
Ей было больно. Никогда прежде она не чувствовала ничего похожего. Нет, что такое физическая боль, Аня, конечно, знала. Разбитые коленки, ноющие мышцы, головные боли, наконец, – все это было в ее жизни. Но никогда еще душа ее не испытывала таких страданий, от которых хотелось плакать и не хотелось жить. Даже когда умерла любимая бабушка, она страдала, плакала, горевала, но, наверное, на интуитивном уровне понимала, что это естественно. Сейчас же в ее страданиях не было ничего естественного. Она любила. И это было больно.
С каждым днем тоска съедала Аню все больше. Из ее глаз ушел свет. Опустились плечи. Мир потерял свои краски. Она больше не искала в прохожих Олега Викторовича, не грезила встретиться
После одной из таких неудачных репетиций Аня вышла на улицу. Уже стемнело. Зажглись фонари и вывески магазинов. Это был конец ноября. Недавно прошел дождь и начинало ощутимо холодать – изо рта шел густой пар. Как назло, девушка забыла дома перчатки, а мелкие карманы пальто не спасали. Она неспешно побрела в сторону остановки, но, сделав несколько шагов, остановилась. Ане не хотелось ехать домой. Что делать там? Снова запереться в своей комнате, чтобы перемалывать в голове безответные чувства? Она задыхалась от этого. Ей не хватало воздуха и хоть крошечного глотка свободы. Аня повернула в другую от остановки сторону и неспешно двинулась по тротуару. Путь домой был неблизкий, но она и не собиралась весь его проходить пешком. Только чуть-чуть, пока не начнет совсем замерзать.
Несмотря на наступающую ночь, город еще жил полной жизнью. Люди спешили домой, забегали в магазины, торопились по своим делам. Аня вглядывалась в их лица, пытаясь угадать, о чем они думают, чем живут, счастливы ли. На лицах взрослых мелким шрифтом был напечатан список забот, которые невозможно было бы уложить и в целую жизнь, а надо – в ближайшую неделю, если не сегодня же. Дети хотели веселья и не желали вписываться в рамки каких-то там норм, которых не понимали. И на самом деле, почему нельзя забраться в лужу, если очень хочется? Ну и что, что на ногах короткие ботиночки? Нет, не завтра. Сделать это надо непременно сегодня. Завтра лужи уже может и не быть. А это станет самой настоящей трагедией. Подростки совмещали в себе печать вселенской усталости от этого мира, словно за свои четырнадцать-шестнадцать лет успели увидеть и попробовать все и ничего больше им не было интересно, и безудержного, бесшабашного веселья без оглядки на все те же пресловутые общественные рамки. Кто вообще их придумал и зачем они нужны?
– Аня? – ее окликнул мужской голос. Девушка сначала оглянулась и только потом поняла, кому этот голос принадлежит. Олег Викторович стоял у своего внедорожника и смотрел на нее так, словно сомневался, она ли это или нет. А Аня вдохнула и забыла выдохнуть. В голове ее родились десятки вопросов о том, что делать, как поступить и что говорить. Со скоростью света она отбрасывала один вариант, изучала другой и снова отбрасывала. А пока просто стояла, глядя на Олега Викторовича широко распахнутыми от страха глазами.
– Привет, – улыбнулся Олег. – А ты что тут делаешь так поздно? Неужели занятия так поздно заканчиваются?
Он не понимал, с чего бы Ане его бояться. Вроде ни разу не оскорбил ее и не причинил зла. Скорее, наоборот.
– Здравствуйте, – ответила она наконец, еще глубже пытаясь засунуть руки в карманы, хотя глубже было некуда. – Нет, я просто задержалась.
Аня не могла признаться ему, что на самом деле танцевала. Точнее, пыталась. Почему-то этот факт казался ей каким-то стыдным.