Моя большая маленькая тайна
Шрифт:
Хорошо, что я догадалась взять с собой теплые вещи, потому что дома намного холоднее, чем у нас и намного больше снега. Думаю, Дане понравится играть в снегу, надо будет успеть несколько раз выйти на прогулку, пока мы здесь гостим.
По приезду мы останавливаемся в доме родителей Егора, но я чувствую себя здесь не в своей тарелке, потому что не знаю, что им про меня известно. Относятся они ко мне хорошо, вроде даже никаких косых взглядов в мою сторону замечено не было. И вопросов никаких, что касается наших отношений с
Беременность пока к моему большому облегчению никак себя не проявляет, надеюсь, и дальше так будет. С Даней меня рано начал мучить токсикоз и продолжался довольно долго. А здесь я все время на глазах у родственников, нельзя, чтобы кто-нибудь увидел или догадался об этом.
Хорошо, что Егор на меня сейчас вообще никакого внимания не обращает, если бы он был ко мне более внимательным, он бы заметил, как увеличилась моя грудь и как я шарахаюсь от резких запахов, чтобы не спровоцировать рвоту.
Теперь я и сама пытаюсь его избегать, становлюсь тихой и незаметной, почти все время провожу в детской комнате с Даней, потому что моя тайна для меня сейчас дороже всего.
Я отпрашиваюсь у Егора ненадолго съездить домой, чтобы поздравить маму. Он хмурится, но соглашается, с условием, что он меня завезет, сам поедет в офис и на обратном пути заберет. Не знаю, зачем такой контроль, но соглашаюсь, выбора у меня все равно нет.
После разговора с Аленой чувствую, как меня отпускает гнетущее напряжение, мне становится значительно легче. Она очень добрая и отзывчивая. И она меня простила. С Пашей поговорить не успеваю, потому что он уходит гулять с детьми. Решаю просто провести время с мамой, пока есть возможность, не думаю, что Егор надолго меня здесь оставил.
Захожу в гостиную и первым делом замечаю недалеко на столике тонометр, а дальше в шкатулке несколько упаковок с таблетками. Я совсем не разбираюсь в названиях, но понимаю, что, скорее всего, это таблетки от повышенного давления. У меня сжимается сердце и от страха начинают трястись руки.
– Мама, – зову ее, – ты болеешь? – спрашиваю взволнованно.
Она поворачивается ко мне с виноватым выражением лица и, видимо, сожалеет, что не успела спрятать лекарства.
Я крепко обнимаю ее и целую в обе щеки.
– Ерунда, – отмахивается она, – просто много работала в последнее время.
– Может, наймешь помощника? – предлагаю ей, – сама ведь, наверно, не сможешь оставить работу.
– Не смогу, – подтверждает с улыбкой, – расскажи лучше, как вы живете. В последнее время совсем заработалась и давно к вам не приезжала.
– Хорошо все у нас, – стараюсь изо всех сил, чтобы мой голос звучал правдоподобно.
Теперь, когда я увидела таблетки, я никогда не признаюсь ей, как на самом деле у меня обстоят дела и как мне там плохо живется.
– А ты чего одна, где Даня? И Егор?
– Даню не взяла, потому что спит, а Егор уехал в офис,
– Давай, – улыбается мне.
Как я и думала, Егор много времени на общение с родными мне не дает, заезжает уже через два часа. Командует собираться и уходит ждать меня на улицу.
Когда я выхожу из дома, Егор стоит возле машины и разговаривает с Пашей. Они что-то обсуждают на тему бизнеса, поэтому я решаю, что ничего страшного не произойдет, если я подойду ближе. Ловлю по пути странный сочувствующий взгляд от Паши, но никак не могу понять, что это значит. До тех пор, пока не перевожу взгляд на Егора.
У него на белой рубашке отчетливо видны следы от ярко-красной помады. И еще один еле заметный след на щеке. Господи, он, что и домой к нам в таком виде заходил? Его же видела мама. Что она подумает? А сейчас он в таком виде заявится к своим родителям.
Чувствую, как голова начинает кружиться, и отхожу немного в сторону, стараюсь дышать глубже. Мне никак нельзя сейчас выдавать свое состояние. Прислоняюсь к дереву и смотрю куда угодно, только не на Егора. Вроде начинает отпускать, как раз к тому времени, когда я слышу злое «Поехали» в мою сторону.
У него же невеста есть, что он творит такое. Никогда бы не подумала раньше, что он такой кобель. Интересно, когда мы с ним встречались, он тоже спал со всеми подряд. Хотя не мне его осуждать в этом случае. Я-то чем лучше? Встречалась с одним, мечтала о другом. Пусть не изменяла, но это тоже предательство.
– Егор, – не выдерживаю я, – ты можешь в дом моей мамы не приходить в таком виде.
– А что не так с моим видом? – самодовольно щурится.
Сволочь. Ненавижу его. Ненавижу.
– У тебя вся рубашка в помаде, – умудряюсь сказать абсолютно спокойным голосом.
– Ну, так может это твоя помада на мне. Тогда не возникнет никаких вопросов, – пожимает плечами.
Чувствую, что тошнота резко возвращается ко мне от того, как мне становится противно сидеть с ним рядом в одной машине.
– Я никогда в жизни не красила губы ярко-красной помадой, и мама об этом знает.
– Разве у твоей мамы могут ко мне возникнуть вопросы после того, что ты натворила? – спрашивает с изрядной долей издевки, – думаю, нет. Поэтому разговор окончен.
У меня на глаза наворачиваются слезы, и я не могу их сдержать. Эта сволочь бесспорно замечает это.
– А уж не ревнуешь ли ты, родная? – опять эти издевательские нотки в голосе, – так у тебя на меня нет никаких прав, не забывай об этом.
– Я помню, – отвечаю глухим голосом, – просто я видела у мамы на столе тонометр и целую гору таблеток. Я переживаю за нее, а она мне не хочет ничего рассказывать.
– Позвони Алене вечером, узнай, вы же теперь подруги, не разлей вода, – брызгает в меня свою следующую порцию яда.