Моя бульварная жизнь
Шрифт:
Да Бог с ней. Неблагодарное дело считать деньги в чужом кармане. Костылин тем временем стал приводить мне аргументы, по которым Ясная никак не могла стать главным редактором. А я и возражать не стала. Предложила только поспорить — жалко, что не на деньги. Костылин легко согласился: «На что?» «На поход в дорогой рыбный ресторан» — я не сомневалась, что выиграю спор, поэтому сразу же заказала рыбу.
— Не, ну я всегда ценил твою интуицию, мать, — пожимая мне руку, почему-то радовался Костылин, — но сейчас ты стопроцентно ошибаешься. Я, конечно, рыбу тоже люблю, и пойдем к Новикову — потянешь?
Он имел в виду новомодный тогда ресторан Аркадия Новикова «Сирена», где только чаевые насчитывают от 5 до 10 тысяч рублей. Кстати, этот спор я выиграла, а вот к Новикову меня Костылин так и не сводил.
Месяц
— Я привезла интересные статьи из Греции.
— А разве ты была в Греции?
— Мои итальянские друзья на яхте возили меня по побережью Греции. Там мне удалось познакомиться с русскими содержанками очень богатых греков. Они мне рассказали массу интересного.
— Конечно, пиши. В следующий номер и поставим.
— Там материала не на один номер, — скромно потупила глаза Ясная. — Наверное, придется давать главы с продолжением.
Я удивилась. Не было в истории газеты случая, чтобы здесь печатались материалы с продолжением — да это и правильно, ведь газета выходит два раза в месяц, читатель уже забудет, что было в предыдущем номере. Но я промолчала.
Свой очерк она принесла через неделю — он действительно был огромным. Я по редакторской привычке почиркала все лишнее — тема-то, в общем, была не нова, еще Даша Асламова лет этак пять назад писала про таких же русских девчонок-содержанок богатеньких набобов из Турции. Девочки находят богатых иностранцев, желая обеспечить свое будущее, ложатся с ними в постель, некоторым из них «везет» — их берут замуж, но пятой или десятой женой в гарем богатые «заморские принцы». Об этом же повествовал и материал Ясной, изобилуя по вичевской традиции интимными подробностями и смакованием их. Юля пришла за своими заметками, взяла их в руки, увидела мои «чиканья» — и надо отдать должное ее выдержке, ничего не сказала, тихо удалившись. И ровно — тут уже я время засекала — через десять минут звонок из Америки от Хозяина. Он даже поздоровался ледяным голосом. И дальше поехало:
— Будем печатать Ясную с продолжением — я планирую в одиннадцати выпусках газеты. То, что она написала, это настоящая литература, это новая Оксана Робски (кто не знает, была такая дамочка новомодная писательница — из Рублевских женушек, как раз вышел ее первый роман и ударно раскручивался по каналам ТВ), мы потом еще и книгу издадим, такого еще не было! — и так далее в таком духе.
Поскольку я молчала и никак не поддерживала восхищений Хозяина новой Оксаной Робски, голос его леденел и леденел. И тут я смалодушничала. Вместо того чтобы уже тогда сказать все, что я думала по этому поводу, я начала льстиво предлагать варианты, как можно повыгоднее напечатать греческую эпопею Ясной. Если бы сказала правду, то немедленно была бы уволена. Это понятно. Зато не была бы в том дерьме, в котором оказалась сейчас. Но… история не знает сослагательных наклонений. А я проблеяла:
— Давайте начнем печатать эту историю с начала номера, со второй полосы с отсылом на основной кусок. Тогда и сокращать меньше придется, и значимость материала поднимем.
Вот пишу эти слова — и даже сейчас стыдно за них… Значит, я все-таки получила по заслугам…
Зато голос Хозяина сразу смягчился, он высоко оценил мое лицемерие!
И начались мучения! Уже через три абзаца в очерке Ясной читатель запутывался, кто есть кто и кто с кем спит. Править и редактировать это гениальное творение было запрещено даже Недобежкину, который, кстати, первым начал возмущаться «Зачем мы печатаем такое дерьмо!» В обязанности Недобежкина входило прочитывать все материалы перед отправкой их в типографию. Прокричал все это он в моем кабинете, слава Богу, и тут же я ему все объяснила. Он покачал лохматой головой и удалился. «Надо как-то сказать коллективу, а то еще начнут критиковать на планерке» — озабоченно подумала я тогда. Каждую среду мы собирались в большой комнате нашей редакции и обсуждали текущий и вышедший номера газеты. Я считала такие летучки чрезвычайно полезными и всегда просила высказываться всех без исключения. Товарищеская критика хоть и бывает иногда обидной, но она — лучший стимул к совершенствованию.
Однако коллективу
Я вызвала Ясную.
— Юля, — вкрадчиво сообщила я ей, — из твоего материала вылез хвост. Я предлагаю кусочек, который не вмещается на полосу, напечатать в следующем номере — мы с него начнем твою третью главу.
Ясная поджала губы и вышла из кабинета. Та-а-ак, смиренно подумала я. Сейчас проснется Америка в неурочный час. И я не ошиблась. Ледяной голос в трубке сообщил:
— Мне кажется, вы что-то не понимаете. Очерк должен быть напечатан в полном объеме. А если он не умещается — снимите рекламу.
Вот это да! Любой газетчик вам скажет, что реклама — это святая корова любого издания. Это — живые деньги, на которые живет редакция, это бизнес, в конце концов. Можно сократить любой материал, уменьшить до спичечного коробка любую картинку — но не рекламу!
У меня до сих пор этот ледяной голос стоит в ушах: «Мне кажется, вы что-то не понимаете!»
Я ничего не имею против служебных романов. Наоборот, считаю их даже полезными — как для отдельного сотрудника, так и для всего коллектива в целом. Влюбленность в собственном офисе заставляет человека с удовольствием и радостью торопиться на работу каждый день — а ведь это так хорошо, когда сотрудник идет на службу, как на праздник! Коллектив, наблюдая за развитием романа коллег, сплачивается и проникается разными противоречивыми чувствами — то сопереживает, то завидует, то злобствует. И это все же лучше, чем подсиживать друг друга или бездельничать. Любовь вообще хороший стимул в работе, она вдохновляет на подвиги, которые при умелом руководстве можно использовать для общего дела. Я сама была свидетелем, как результатом влюбленности сотрудников становились отличные статьи, интересные командировки, всплески бешеной работоспособности и вдохновения. Даже когда парочки занимаются любовью на столах в кабинетах — как это случилось с Лешей и Ниной — это в принципе делу никак не вредит.
Плохой эта ситуация может оказаться только в одном случае: когда один из влюбленных начинает двигать карьеру своего фаворита. Что может ждать газету при таком раскладе, даже представить страшно. Юля — девушка амбициозная, жадная, строптивая. Куда приведут всех нас ее аппетиты — тогда можно было только догадываться…
Новый журнал
Слухи о новом издании, которое задумал выпускать Хозяин, курсировали по издательскому дому все больше и больше. Об этой новости заходил разговор всякий раз, когда в одном месте собирались больше двух человек. Ясная появлялась в офисе все реже и реже — и это тоже был довод в пользу моей гипотезы о ее будущем повышении. С Недобежкиным мы все чаще вели задушевные разговоры — его кабинет располагался в самом конце длинного коридора, там было удобно и уютно покурить, поболтать и при этом остаться совершенно незамеченной. В этот раз Слава почему-то нервничал, краснел, ерзал на стуле и нервно курил. Он даже не мог поговорить о чем-то другом для отвода глаза и выпалил сразу, как только я опустилась на стул:
— Ты серьезно полагаешь, что Ясная станет главным редактором нового журнала?
— У меня в этом нет никаких сомнений, — кивнула я. И черт опять потянул меня за мой длинный язык! Мне показалось мало этой достаточно опасной фразы, и я брякнула:
— А тебя, Слава, она возьмет к себе заместителем.
Недобежкин вспыхнул, как от удара.
— Что ты такое говоришь! Никогда такого не будет! — он минуту соображал, потом снова с пафосом заверил: — Даже если представить невозможное, и твой прогноз сбудется — я ни за что не буду с ней работать! Я лучше уволюсь! Я лучше застрелюсь!