Моя-чужая

Черная Лана

Красивая, сексуальная, ее хотели самые гламурные журналы и крутые подиумы мира. Она была звездой, когда связалась с каким-то недоделанным рокером. Тот подсадил ее на наркоту, а сам свалил в неизвестность за очередной музой. Тогда сестра впервые попросила его о помощи. Они с Катриной дружили. Юлька талантливый дизайнер. Можно сказать, она слепила из Катрины звезду модельного бизнеса: сделала ей имидж, шила одежду, учила быть леди. Артем еще удивлялся, откуда все это взялось у Юльки, с ее-то детдомовским прошлым. Но не переставал радоваться хоть какому-то развлечению сестры.

А потом Катрина попала в беду и Юлька посчитала,

что только Артем сможет ее спасти. Катрину нужно было лечить, но сама она не желала расставаться с героиновой эйфорией. Выход был один — стать ее опекуном. Тогда-то они и сыграли свадьбу, после чего Артем отправил ее на лечение. Почти год он вытаскивал ее из дурманного болота, практически не отходил от ее постели, скинул дела на замов. Для него было важным спасти эту девчонку. Помочь сестре. Быть ей нужным.

Врачи помогли, и Артем с Катриной познакомились заново. Она была хорошей. Трогательной, нежной и обделенной любовью. Она была настоящей. И рядом с ней Артем ощутил себя живым. И она расцветала: писала стихи, грезила о детях, смеялась и, казалось, хотела жить. Но просветление длилось недолго — около полугода. Пока однажды среди ночи Артем не нашел Катрину в ванной со шприцем в руке и дозой в вене. И все началось по новой. Она мучила себя и изводила Артема. Тогда он запер ее в психушке и вернулся в родной город. Отвлекся, помогая Сане выпутаться из смертельной опасности. Понял, как важна семья и что ему никогда не забыть Настену.

Хотя он пытался, когда снова наступила светлая полоса. В Германии появился целый реабилитационный городок, где Артем и поселил жену. Он приезжал к ней, порой даже появлялся шанс на возможность нормальной жизни. Полтора года они жили счастливо. И он начинал влюбляться в живую, светлую и такую нежную Катрину. Радовался, как мальчишка, когда она, смущаясь и краснея, сообщила ему о беременности. На руках носил, ощущая себя счастливым. И молился, чтобы ребенок, которого она носила под сердцем, заставил ее забыть о наркотиках. Но в один прекрасный день она сбежала. Написала, что встретила свою самую большую любовь. Артем нашел ее через неделю. В луже крови, исколотую. А рядом валялась в отключке ее «большая любовь» — тот самый рокер.

Покалеченного Артемом рокера спасти не удалось, как и его, Артема, ребенка. Катрина жила и для него казалось важным, что она дышит и выбирается из наркотической комы. Наивно верил, что теперь все наладится. Уже потом врач рассказал, что Катрина сама спровоцировала выкидыш. Она сама убила их ребенка. А когда она попыталась украсть наркотики в клинике, Артем понял — ему ее не спасти.

Тогда, незадолго до «смерти» Настены, Артему позвонили и сообщили о притоне, где в очередной раз нашли его жену. Он вытащил Катрину из-под обдолбанного наркомана, когда они трахались среди шприцов и бутылок в провонявшей дурью квартире. Такую же неадекватную, рыскающую в поиске дозы. Артем просто дал ей то, чего она хотела — маленький шприц с мутной жидкостью. Он знал — доза смертельна. Видел, как она корчилась в агонии, как билась в судорогах и блаженную улыбку на последнем выдохе. А потом он похоронил ее вместо Настены.

— С ней все будет в порядке, — поддержал Игнат, сворачивая во дворы

— Хотелось бы верить, — усмехнулся Артем, увидев у подъезда полицию и скорую. Сердце сжалось в кулак, и дышать стало нечем…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ

Март, 2015 год.

Суббота. Вечер.

Ася смотрела в потолок.

Время нещадно ускользало с солнечными лучами. Закат заливал багрянцем комнату. Где-то глухо пробили часы — Ася сбилась со счета. Сперва отсчитывала секунды, а потом устала. Погодин не приходил. Руки затекли, ноги ныли от веревки. Глаза болели от смотрения в одну точку, отдохнуть бы, прикрыть их ненадолго, но скопившееся внутри напряжение не позволяло расслабиться. Сегодня ее должны убивать.

Вот только страшно не было. Даже помня, что Кирилл уже однажды с ней сотворил. Она просто знала — сегодня все будет хорошо. Сегодня она не одна. И Артем успеет вовремя, потому что он рядом. И он услышит, когда придет время. Главное, разговорить Погодина.

Она прикрыла глаза всего на мгновение, собираясь с мыслями. Тихие шаги не заставили себя ждать. Они приближались и под тяжестью веса поскрипывал пол. Ася осторожно повернула голову в сторону темного провала двери. Погодин замер в пороге: на губах хищная улыбка, в серых глазах шальной блеск, а в руках — черная плетка с металлическими шариками на кожаных косах. Ася помнила эту плетку и боль, обжигающую, рвущую плоть. По коже рассыпалась дрожь, и позвоночник лизнул холод страха. А Ася думала, что не боится его. Ошибалась.

— Ну здравствуй, миледи, — холодный голос, без тени эмоций. И только взгляд, блуждающий по ее полуголому телу, выдавал Погодина с потрохами. Он хотел ее, и это желание сводило его с ума. — Как видишь, я держу свое слово.

— Прости, не подготовилась, — она демонстративно дернула связанными руками. — Ждала тебя позже. Ты же обещал завтра к полудню меня…убить. Решил начать пораньше?

— Кусаешься? — он осклабился и подошел ближе, проводя плеткой по бильцу кровати. Вышел жалобный стон, резанувший по ушам. Ася невольно поморщилась. — Это заводит, — добавил, коснувшись плеткой ее ступни. — Ты не такая, как все. Другая, — задумчиво произнес Погодин.

— Только не для тебя я, — Ася облизала губы. — А тебе ведь хочется, правда? Чтобы я твоей была. Твоей, не Крутова. И не только в постели, верно?

Он бросил гневный взгляд, взмахнул рукой — шарики со свистом рассекли воздух, впились в кожу бедра. Ася с трудом подавила крик от обжигающей боли. Она ждала удара, но отвыкла от такой боли.

А Погодин сел на край, собрал пальцем выступившую на бедре Аси кровь, облизал.

— Не дразни меня, девочка, — прохрипел, прикрыв глаза, смакуя ее кровь.

Ася ощутила, как тошнота подступила к горлу. Она сглотнула колючий комок, глубоко вдохнула. Выдохнула едва слышно.

— А то что? — знала, что его нельзя провоцировать. Артем предупредил, чтобы она не лезла на рожон. Но она не могла иначе. Погодина так просто не разговорить — его нужно вывести из равновесия. А провокация — самый действенный способ. — Убьешь? Запытаешь до смерти как родную мать?

Ася увидела, как он напрягся — пальцы добела сжали плетку.

— Ты поэтому ненавидишь Крутова? — Ася облизала пересохшие губы. — Потому что он бросил тебя в детском доме, как твоя мать когда-то оставила тебя для игр пьяному сожителю? Потому что он обещал быть тебе братом и вытащить из приюта, а сам забыл о тебе? И тебе снова и снова приходилось испытывать унижение…

— Замолчи, — процедил сквозь зубы, распахнув глаза. Они потемнели от гнева. — Моя мать была конченой алкоголичкой и заслужила то, что с ней стало. Как и ее любовник, сгнивший в тюряге за убийство. Никто ведь не мог подумать на маленького мальчугана, — он усмехнулся. — Все меня жалели, а я мечтал только об одном — наконец жить нормально. Без ежедневных побоев и пьяных мужиков, использующих меня в качестве секс-игрушки.

Ася слушала, затаив дыхание, страшась спугнуть его лирический настрой. Пусть говорит, лишь бы все это быстрее закончилось.