Моя девушка на выходные
Шрифт:
Ольшанский перевернул его и нахмурился.
— Тридцать восемь и два. Уверена, что хорошо себя чувствуешь?
Прислушалась к себе и пожала плечами.
— Вполне. Лучше, чем после тренировки.
Мажор поскрёб затылок и произнёс:
— Ладно, иди в ванну, я пока накрою нам стол.
Послушно кивнула и скрылась за дверью. Похоже, мажор тоже ничего не ел. Понятно, что он чувствует долю своей вины за случившееся, но зачем так-то стараться?
В пакете была не только щётка и паста… рулон клёвой туалетной бумаги, мыло в новенькой мыльнице,
Уровень заботы Ольшанский. И даже гигиенические одноразовые прокладки!.. чего уж говорить, но у меня пылали не только щёки, но и кончики ушей.
Я самостоятельно приняла тёплый: не горячий, но и не холодный душ, хотя для разгорячённой кожи вода казалась холоднее, чем она есть на самом деле. Поэтому я немного замёрзла. Зато вымыла волосы, а после бальзама они легко расчёсывались. Кожа пахла лотосом и ванилью, а я чувствовала себя свежей и даже отдохнувшей.
Вышла из ванной и замерла, втягивая приятный аромат кофе носом. Наверное, из кофейного на этаже аппарата. На столе дымилась горячая пицца, но с моей стороны ещё стоял йогурт и зелёное яблоко, на боку которого сверкали капельки воды.
— Решил, что пицца слишком вредная еда и подсунул мне яблоко?
Ольшанский поднялся и придвинул для меня стул.
— Скажу по правде, я понятия не имею, какой рацион должен быть у больных спортсменок, а гуглить, времени не было. Пока слонялся по магазину в поисках всего необходимого, заказал пиццу, а потом сунул её в холодильник, приметив здесь микроволновку. Пиццу-то ты любишь.
— Ага, — усмехнулась и села за стол. — Но за йогурт отдельное спасибо, — открыла бутылочку питьевого и сделала несколько глотков, облегчённо выдохнув.
— При температуре вроде мыться нельзя, — с сомнением заметил Ольшанский.
— Греться нельзя, — отозвалась я, вытирая рот салфеткой от белых следов йогурта. — А я приняла быстрый едва тёплый душ, — повернулась к нему и натянуто улыбнулась. — Спасибо. Я всё отдам тебе… точнее заплачу за вещи и больницу.
Ольшанский закатил глаза и несильно треснул меня по лбу.
— Ай! С ума сошёл?! — воскликнула изумлённо.
— Ты хоть и ненастоящая, но моя девушка. А вообще… даже не думай об этом. Поняла? — в пронзительно-карих глазах не было и намёка на шутку.
Мы съели почти всю пиццу, остатки убрали в холодильник, а потом вместе завалились на узкий диван и читали одну на двоих книгу почти до пяти утра, пока у меня не поднялась температура до критической отметки.
Меня уложили обратно в кровать, всадили в ягодицу укол, а потом поставили капельницу. Ольшанский сидел на стуле, но руки положил на кровать, а на них устроил голову.
— Игра в четверг, ты говорила?
— Ну да, — отозвалась сипло. Глаза слезились из-за высокой температуры. — Но я хотела поправиться уже в среду. Если буду пропускать учёбу, могут сообщить тренеру.
Ольшанский понимающе кивнул.
— Тогда
— Надеюсь… — вздохнула и закрыла глаза, почувствовав, что рядом проминается кровать, а меня бережно обнимают, просовывая под голову руку, на сопротивление сил уже не было. К тому же Ольшанский прохладный…
Глава 24
Утро принесло облегчение. Медленно распахнула веки, ощущая себя практически здоровой. Слабость никуда не делась, но по крайней мере, я уже не чувствую себя так, словно померла, а меня подняли из могилы.
Рядом кто-то завозился. Повернула голову и недоумённо вскинула бровь.
— Ольшанский? — прохрипела вслух. — Какого… — воспоминание накрыло внезапно.
Уронила голову обратно на подушку и опустила руку на лоб.
Чёрт… я не должна была допускать подобное. Нужно было прогнать его. Держать на расстоянии. С каждым днём между нами, словно стирается невидимая грань, обозначающая наши фиктивные отношения. Я уже перестаю понимать где заканчивается ложь и начинается правда.
Но есть и плюсы. Раз стала соображать и проводить самоанализ, значит иду на поправку.
Попыталась скинуть руку Ольшанского, но этот невыносимый мажор притянул меня обратно, ещё и ногу на меня закинул. Я оказалась придавлена к кровати намертво.
— Эй, сбавь обороты, — вымолвила сипло.
Сердце непривычно быстро забилось, заставив меня напрячься. Я не настолько идиотка, чтобы не понимать реакции собственного тела. Вопрос в другом: с чего? Это же Ольшанский. В том смысле, это же Ольшанский!
Человек, который не гнушается однодневных связей, вечно скучающий придурок, придумывающий себе развлечения на ровном месте. Я знаю его почти два года, знаю лучше, чем облупленного.
Нашу компанию из пяти человек, включая меня, он воспринимал по-свойски и никогда не пытался казаться перед нами лучше, чем он есть.
И я была уверена, этот человек вряд ли изменится. Он ведь даже одолжил у друга девушку, только бы отец не отнял его свободу. Жениться? Нет. Это не про него.
Но последнее время, это какой-то незнакомый мне Ольшанский…
Дверь палаты распахнулась, являя врача. Повернула к нему голову и натянуто улыбнулась, собираясь поздороваться, как следом вошёл мэр.
Твою же… Пихнула Ольшанского локтем в бок, процедив:
— Просыпайся, милый… твой папа пришёл.
Мэр усмехнулся, пересёк помещение и поставил на стол корзину с фруктами.
— Я пришёл лично убедиться, что твоё выздоровление идёт успешно. Утром мне сообщили, что ночью снова была высокая температура, но сейчас вижу, что всё хорошо.
— Простите… — пролепетала, пытаясь спихнуть с себя мажора. Представляю какой у меня вид.
— Ещё пять минут… — сонно пробормотал Яр, укладывая меня обратно.