Моя другая жизнь
Шрифт:
— Значит, пописываете, — заговорил Бёрджесс сочным голосом, изображая кого-то, полного самомнения. — Поразительно, сколько писателей изучали медицину: Джойс, Моэм, Чехов, Уильям Карлос Уильямс [74] , Вольтер — можно продолжать и продолжать. А кто сумеет назвать хотя бы одного писателя с юридическим образованием?
— Роберт Луис Стивенсон, — напомнил я.
— А! Просто он хотел сделать приятное отцу. А сам презирал юриспруденцию. Но кроме него, никого нет…
74
Уильям
— Энтони Троллоп [75] , кажется, тоже неплохо разбирался в праве… Например, в своем романе «Юстас даймондс» он дает неплохое определение понятия «предмет личной собственности, наследуемый с недвижимостью».
Летфиш, благодарный моему заступничеству, выжидательно посмотрел на Бёрджесса.
— Троллоп был государственный служащий, работал в почтовом ведомстве. Ему полагалось разбираться в законах, поскольку он составлял почтовые декларации. Нет, вы назовите писателя, который был бы профессиональным юристом — как Чехов врачом. Никого и не вспомните.
75
Энтони Троллоп (1815–1882) — английский писатель.
Бёрджесс смотрел на Летфиша, двигал челюстями, пил вино. Интенсивная работа по пережевыванию пищи казалась проявлением агрессивности, и даже в его запачканных едой губах ощущалась угроза.
— По-моему, он просто над вами подшучивает, мистер Летфиш, — заметила Алисон.
Летфиш сидел, выпучив глаза, и молча глядел в тарелку. Его распирало от ярости и разочарования.
— Никто не возражает, если я закурю? — осведомился Бёрджесс.
Задавая этот вопрос, он щелкнул зажигалкой и выпустил над столом клуб сигарного дыма. Сэм Летфиш закрыл рот и опустил голову еще ниже, как человек, попавший в грозу.
— Я сварю кофе, — сказал я.
— А чая у вас нет? — спросил Бёрджесс. — Я бы выпил крепкого чая. Два пакетика. И два куска сахару. И еще капельку молока. То, что надо.
— Мне — ничего, — сказал Летфиш.
— Значит, пописываете, — снова произнес чужим голосом Бёрджесс и улыбнулся Летфишу жуткой улыбкой.
Алисон отодвинула стул и встала со словами:
— Не хочу портить компанию, но если я сейчас не лягу, то завтра просто не доберусь до работы. Спокойной ночи.
Она улыбнулась, но это мало походило на улыбку.
Мне вспомнилось: «Почему ты так со мной обращаешься?»
Бёрджесс и Летфиш пожелали ей спокойной ночи. Я пошел на кухню вскипятить воду. Я услышал, как Бёрджесс сказал:
— Значит, Кляйнфогель — ваш партнер в княжестве?
Они обменивались короткими, резкими, словно пощечины, репликами, пока не закипел чайник и я не заварил чай для Бёрджесса. Когда я вернулся в столовую, Летфиш говорил:
— Я думал, вы выше этого.
— Конечно выше, —
— Если бы Кляйнфогель знал о вашем положении в литературном мире, то не затеял бы тяжбы.
— Ерунда! «Значит, пописываете». Его точные слова. — Произнося это, Бёрджесс брызгал слюной.
— Кляйнфогель — великий мастер тяжбы.
— Кляйнфогель — cauchemaresque… [76]
76
Кошмарный (франц.)
Я поставил перед Бёрджессом его чай.
— Все идет отлично, — заверил меня Бёрджесс, улыбнулся, подул на чай, поднес чашку к губам и начал всасывать жидкость, не спуская глаз с Летфиша. Потом отвинтил колпачок у бутылки с виски и налил в чашку.
— Какие же мои книги вам особенно нравятся? — обратился он к Летфишу.
— «Ничто, как солнце», — ответил Летфиш странно тонким голосом.
— Это салонный пустячок. Самый неудачный из моих романов. Слабенькая идея, украшенная елизаветинскими фразочками, которые я списал из старых словарей. Опять мимо, Макс.
— А еще первый — «Эндерби»?
— Показуха. Мишура.
— «Дьявольское государство»?
— Жертва потенциального судебного разбирательства. Адвокаты заставили меня переписать книгу.
— Пол говорил мне… — начал было Летфиш, но Бёрджесс его перебил:
— Вот видите? — Бёрджесс подмигнул мне, затем повернулся к Летфишу. — Значит, вы тут поторговываете, а чем? Военными железками и детскими игрушками? Да, невелика разница… А вы мне вот что лучше скажите: не скучаете ли вы тут по американской еде? Чизкейк «Сара Ли» и так далее, а?
Летфиш покачал головой из стороны в сторону, как человек, получивший плохие известия и горюющий по этому поводу.
— С удовольствием едал чизкейк, — продолжал Бёрджесс. — И не потерплю никаких возражений, Макс.
— Мое имя — Сэм. Это Кляйнфогеля зовут Макс.
— Скажите, почему у вас багровая шея? — вдруг спросил Бёрджесс.
Лицо Летфиша исказилось. У него сделался жалкий вид. Разговор его ранил, от сигарного дыма тошнило. Он мужался, но на лице отражались мучения, которые он был вынужден сносить. Это была гримаса, в которой главное место занимала даже не боль, но нечто более глубокое — печаль разочарования.
Бёрджесс сжал губы и стал что-то напевать, отчего его щеки заколыхались. Он отхлебнул своего алкогольного чая, а затем добавил в чашку еще виски.
— Ты не умеешь читать, Макс, — сказал он воинственно, выставив вперед челюсть, а я, глядя на его рот, думал только о его вставных зубах. Он затушил сигару, закурил новую и, выпустив клуб дыма, сощурился, словно замышляя атаку.
Летфиш поднял голову и, уже с трудом сдерживая гнев, произнес:
— Наверное, вы шутите.