Моя герилья

Ренсинк Татьяна

– Взвести затвор! Цельсь! Пли!
– звучали приказы капитана, и пушки «Идиллии» гремели.

Оба корабля окутались дымом, сквозь который моряки бились с напавшими французами, отбиваясь, выбрасывая их то живыми, то мёртвыми за борт. От попадающих ядер разлетались щепки, стучали падающие тросы.

Выстрелы гремели беспрестанно, корабли содрогались. Ядра сметали на своём пути всё и всех. Груды трупов тут же лежали у мачт, куда их только и успевали оттаскивать. Раненых волокли прочь, вниз, а остальные бились за жизнь.

Ален

крепко держался за штурвал, стараясь через дым и бойню разглядеть вражеское судно и действия своих. Он в прекрасный момент повернул «Идиллию» оверштаг*, и моряки смогли со следующего бока нанести удар по французскому кораблю. Затем Ален снова повернул судно оверштаг, проведя его позади вражеского, пока тот пытался развернуться следом...

– Превосходно!
– кричал капитан, видя, как французы недоумевают и им не ударить по «Идиллии», пока той удаётся наносить удар за ударом.
– Потрясающе!

Капитан вбежал скорее к Алену, крепко обняв его за плечи, чуть ли не танцуя прямо на месте от счастья за видимую победу.

– Вам повезло, кап, что «Идилия» манёвреннее, чем французский неуклюжий двухпалубный!
– воскликнул Ален, гордый за то, что сумел оказать такую помощь.
– Только они не сдадутся...

Он видел, как вражеское судно развернулось и стремительно шло на них. Корабли снова сблизились, и вылетевшее ядро из дальней пушки французов мощно ударило «Идиллию». Корабль от такого будто приподняло. В ушах снова стоял сплошной гул, грохот выстрелов. Ален только и успел взглянуть на соседнюю мачту, как та с треском упала рядом с ним.

Выпутываясь из вант, Ален заметил, как лейтенант пытается рулить, но всё тщетно. Оглушённый Ален пытался вернуться, чтобы помочь, но «Идиллия» не могла держаться к ветру. Ядро за ядром летели. Дым ослеплял, и снова вздрогнула палуба, и послышались крики раненых.

Только Ален рассмотрел, что корабль противника собирается развернуться, то понял: теперь есть время между бортовыми залпами.

– Убрать последние паруса!
– скомандовал капитан, пока Ален, вернувшись всё же к лейтенанту у руля, помог поставить «Идиллию» круче к ветру...

Вновь дым и залпы. Вновь ветер и свист щепок. Ален в одно мгновение взглянул на лейтенанта, с которым пытался удерживать корабль, но тот уже лежал рядом без головы. Окинув взглядом остальных, Ален видел, что почти все, кто был на шканцах, погибли: и матросы, и офицеры, и морские пехотинцы. Его разрывало изнутри. Он хотел накинуться на французов, вырвать из них жизни один за другим, но руль оставлять без присмотра было нельзя, ни при каких обстоятельствах.

Снова обрушился град неприятельских ядер. Снова дым окутал всё вокруг, но «Идиллия» не сдавалась, отвечая ядрами в ответ...

– Ещё раз! Всыпать им!
– орал капитан.
– Фок-мачта у них поражена! Пала! Молодцы, ребята! Давайте!

И это и помогло

обоим кораблям прекратить стрельбу. Поднявшийся ветер разделял их всё дальше друг от друга, чтобы больше не было этого боя, чтобы наконец-то стало тихо. Будто нескончаемый ужасный сон закончился.

Вытирая с глаз брызги от волн, Ален продолжал стоять у штурвала, вновь оказавшись под объятиями довольного им капитана:

– Вы наш ангел, голубчик! Вы спасли нас! Назначаю Вас, пока Вы здесь, если не хотите остаться насовсем, штурманом!

– Благодарю, кап, - улыбнулся Ален.
– Это честь для меня, но Вы знаете, я душою и жизнью служу иному кораблю, а в данный момент спешу спасти товарищей из Испании.

– Да, да, мой друг, а Испания вот-вот, - кивал тот, сожалея и радуясь такому человеку, как Ален.
– Что ж, - окинул он взглядом и небо, откуда закапали большие капли дождя, словно оплакивали погибших, их мёртвые тела у мачт.
– Перед нами уйма проблем и дел...

Глава 3

Огнём и кровью, злое наважденье,

Со мной ведёшь ты беспощадный бой,

И не могу, растоптанный тобой,

Я дух перевести ни на мгновенье.

Но пусть я обречён на пораженье,

Тебе-то что за честь в победе той?

Живу и так лишь милостью чужой

Я в путах собственного униженья.

Ослабь невыносимость скорбных уз,

Дай мне вздохнуть, мой неприятель ярый,

Мучитель заблудившихся сердец;

Потом умножь моих страданий груз —

И, нанеся последние удары,

Со мною ты покончишь наконец.*

Только когда оказался вновь на берегу Испании, Ален понял, что эта страна уже не похожа на ту, какой была. Да, это воскресенье, ранний час напоминали прошлое: на площади не было практически никого. Кто-то выходил из собора, побывав на первой молитве, кто-то прогуливался со странным взглядом, будто пытался увидеть кого из знакомых. И теперь у собора, с двух сторон, стояло две роты гренадёр — французы, как увидел Ален.

Он поспешил идти дальше, как перед ним тут же вышел офицер, заговорив по-французски:

– Ваши документы!

– Прошу, - незамедлительно достал бумагу Ален, заранее уже всё продумав и прибыв в Испанию под испанским именем с ложными документами.

– Бенитез?
– удивился французский офицер.
– Ален Бенитез? Это не того ли разорившегося Бенитеза родственник?

– Да, его племянник, - подтвердил Ален, получив документ обратно.

– Зачем Вы здесь, коли Ваш дядя давно мёртв?
– продолжал расспрашивать офицер, и к ним подошло двое гренадёров, будто были готовы выполнить какое указание.