Моя хранимая Химари
Шрифт:
Вервольф, пусть и молодой, сутки зализывающий раны? Она была как минимум при смерти, а может и одной ногой за незримой гранью.
– Когда я поправилась, стая в полном составе показалась передо мной и поставила ультиматум: либо меня изгоняют из стаи, или я в тот же день иду из логова в лес, где каждые выходные встречаюсь с человеком и… убиваю его.
Donnerwetter, и как она после такого не стала ненавидеть всех людей и семьи?
– Можешь не говорить дальше. Я вижу как тебе тяжело…
– Он в тот, последний раз принёс с собой этот ошейник! Он говорил со мной, даже не зная, что я
Волчица снова начала лить слёзы, закрыв лицо ладонями.
– Но мне пришлось… Юто, я не могла… иначе стая бросила бы меня… хнык… я… вцепилась в него, а он, не ожидая от меня подобного, схватил первое, что попалось под руку - посеребрённый разделочный нож, для… хнык… разрезания кусков свежего мяса, которыми он меня угощал… и слабеющей рукой оставил мне этот шрааааамммхмм… - Волчица не выдержала и под конец сбилась на рыдания.
Движение кровати. Ринко… у которой тоже глаза на мокром месте. Видимо, проснулась и услышала наш разговор. Придвинулась и обняла Гинко, сама скупо роняя первую слезу. Ох, волчица-волчица… Обнимаю обеих девушек, целую Гинко, пытаясь успокоить. Через некоторое время мне это удаётся.
– хнык …Я пролежала тогда с открытой раной на Тетсуе до поздней ночи, и сама не заметила, как вместе с кровью, стала смачивать его рубашку человеческими слезами. Переход и взросление произошли именно в этот, такой неподходящий момент. Уже не понимая ничего, я хотела лишь забыться, умереть вместе с ним. Но это слабое тело начало действовать на инстинктах само, временно оживая, так как утратило уязвимость к серебру. Я подхватила этот ошейник, и ещё какое-то тряпье, и, зажимая всем этим свою рану, которая и не думала заживать, неловко побрела непривычными ногами в сторону логова. Но от меня, разумеется, отвернулись, как от изгоя. Кому нужна медленно умирающая теперь слабая даже в своей первой форме волчица… Вожак оскалился и хотел разорвать меня на месте, если я сделаю хоть шаг ближе к логову. И я ушла, куда глаза глядят, а потом и вовсе - наугад. В какой-то момент я упала и больше не смогла подняться… Меня спас твой отец, Юто. Он не был магом, но он знал, кто такие аякаши и как их лечить и убивать.
– Прости меня, Гинко! Я не знала что ты… что тебя… - Ринко, уже относительно успокоившись и перестав плакать.
– Это поэтому ты каждый раз возвращаешься к тому моменту, когда чувствуешь прикосновение в… это место? Поэтому ты закрываешь его ошейником?
– Я… было несколько случаев, но я так и не переборола этот инстинкт. Тело ещё помнит, как и ласковую нежность его рук, почёсывающих мою шею, так и прикосновение смертельного для молодой вервольфицы серебра. А ошейник… это напоминание. Вожак, я опасна для твоих волчат, в первую очередь, конечно, людей. Просто отпусти меня.
– Нет… волчица, не уходи!
– Ринко.
Отстраняю Ринко от демона.
– Ю… Юто, ты чего? Нет… ты же не думаешь что… нет… - Ринко.
Как и что мне ей объяснять? Гинко права, если дело обстоит именно так, то она - неизвестный фактор опасности. Вервольф,
– Ринко, прости, твой вожак прав… так будет лучше. Дай мне встать.
– Нет! Юто, скажи что-нибудь!
– Ринко.
– …
– Ринко, я убила ни в чём невиновного человека.
– Всё равно нет! Как я могу отпустить тебя… после всего, через что ты прошла… хнык– Ринко.
К чёрту всё.
– Гинко. Я верю в тебя и в то, что у тебя не было другого выбора. Верь же в меня и в свою новую стаю. Вместе, мы преодолеем любые препятствия.
– Юто, ты не понимаешь! Я же…
– Гинко, мы любим тебя. Верь нам!
Медленно протягиваю руку, под завороженный взгляд вервольфицы, и… касаюсь шрама на её шее.
Ничего не происходит.
Гинко в полном обалдении проводит своей рукой по моей, затем аккуратно дотрагивается до моей ладони, осторожно покоящейся на её шее… и тут же хватает мою руку и отбрасывает прочь, превращаясь из начавшей проявляться своей полной звероформы обратно в частичную, а затем и в человека. Что ж, для первого, точнее второго раза вполне хорошо.
– Юто… это бесполезно. Мне не перебороть инстинкты.
– Я приказываю тебе как вожак: останься, и мы будем пробовать, пока не получится.
– …
– Волчица?
– Поинтересовалась у замолчавшей вервольфицы Ринко.
– …Спасибо тебе, вожак. Я выполню твой приказ. И знаешь… ещё раз спасибо тебе. У меня словно гора с плеч сошла, стоило мне раскрыться перед тобой. Я боялась… что ты сразу прогонишь меня, стоит мне рассказать об убитом человеке.
Извлечение информации из оперативного слоя ментального тела остановлено.
…Если она так переживает за одного человека, то что подумает про меня, когда узнает мою собственную историю? У Хару ещё не было времени её рассказать, так как мы все вместе ходили сегодня по магазинам. Кстати, о Хару.
– Давно ты тут стоишь и просто смотришь?
– Нет… пару минут. Вы так хорошо смотритесь вместе.
– Хару.
Лёгкая зависть, и, несмотря на это, радость за нового полноправного члена Семьи.
– Хорошо, спасибо что… разбудила.
Стоит, думает о чём-то своём.
– Нэ, Юто… Пушистик ведь рассказала тебе о себе? О том, что у неё на шее?
Давлю в себе смех. Не тот вопрос, на который следует отвечать смехом, да и девушки спят. "Пушистик", хе-хе.
– Да.
– И… что ты решил?
– Очень серьёзно спрашивает молодая девушка, стоящая возле моей постели.
– Будем её… перевоспитывать, разумеется.
Лицо Хару проясняется и озаряется улыбкой.
– Спасибо тебе… Глава.
Мне показалось, или она произнесла последнее слово… немного не так, как это делают остальные? Та же Сидзука. Нет… слово то же, но интонации немного другие. Примерно такие же, как у меня, когда я рассказываю о Главах Семей моей старой родины. Совершенно мизерная разница в произношении, однако для моего слуха довольно сильно меняется смысл. Интересно…
Хару тем временем сделала быстрый шажок ко мне и мимолётным прикосновением благодарно поцеловала в губы.