Моя идеальная
Шрифт:
— Родная. — успокаивающе шепчет Тёма, крепче сжимая пальцы.
— Всё хорошо, любимый. Может, не стоило так сбегать, а переговорить с ними с глазу на глаз?
— Думаешь, они бы поняли? Отпустили бы тебя, Насть? Приняли меня? Нас? — режет так же тихо, упираясь взглядом в лобовое стекло.
Вижу, с какой силой он стискивает руль, как напряжены мышцы под одеждой, как играют на сжатых челюстях желваки. Понимаю его опасения. И сама боюсь того же. Но всё же осознаю, что этого разговора не избежать. Рано или поздно он всё равно состоится. По собственному
— Что это было, Анастасия?! — разрезает жёсткий голос отца. — С кем ты была?! Куда уехала?! Немедленно возвращайся домой!
Домой...
Опять смотрю на Северова.
— Я дома, пап. Там, где и должна быть. — отбиваю тихо, но со стальными нотами и неумолимыми интонациями.
Артём косится на меня, а потом, щёлкнув поворотником, скатывается на обочину. Двигатель не глушит, но пересаживает меня к себе на колени и прижимается щекой к щеке, выражая поддержку.
— Спасибо. — говорю одними губами, и он коротко кивает.
— Что значит там, где должна быть, Анастасия?! И что это за мужик, с которым ты уехала?!
— Перестань кричать, пап, тебе нельзя волноваться. Этот "мужик" — мой любимый человек. Я не вернусь к вам.
— Какой на хрен любимый человек?! У тебя свадьба с Кириллом через...
Нет, он так и не понял. И вряд ли уже сможет.
Поэтому не позволяю ему закончить фразу. Пора прикрыть этот театр абсурда раз и навсегда.
Собираю всю свою силу, волю, сталь, уверенность и непоколебимость и вспарываю его слова жёстким холодным голосом:
— Хватит, отец! Никакой свадьбы не будет. Я думала, что в прошлый раз ясно дала это понять, но вы так и не захотели меня услышать! Я люблю Артёма! Я буду с ним, несмотря ни на что! Можете не принимать мой выбор, мне плевать!
Резко выдыхаю углекислый газ и сжимаю до скрежета зубы. Я готова бороться. Нахожу и до боли сжимаю пальцы Севера. Он зарывается лицом мне в волосы и сипит:
— Я люблю тебя, моя девочка.
Заряжаюсь его словами. Ради того, чтобы снова их услышать, стоило пройти через весь этот Ад. И сейчас я сознаю, что готова делать это снова и снова, лишь бы он был рядом.
— Если ты сделаешь это, то считай, для нас с мамой ты умерла. — выплёвывает родитель тихим хрипом и замолкает.
Знаю, чего он ждёт, но никогда этого не получит. Всё же у меня их гены, а значит, я тоже могу ничего не слышать и не видеть, когда мне это удобно. Так же, как и они.
Тёма напрягается, когда слышит эти слова. Чувствую, как у него за рёбрами начинает частить мышца.
"Предала так же, как и все остальные…"
"Я никогда никого не любил до тебя…"
Возможно ли, что его семья тоже отказалась от него? Когда-нибудь я это выясню, а пока...
— Тогда поставьте мне памятник и закажите службу! — отрезаю ледяным тоном и сбрасываю вызов.
Только теперь меня начинает мелко потряхивать. Руки
Но почему мне всё равно так больно и обидно от его слов?
— Плачь, любимая. Отпусти себя. Тебе станет легче, маленькая моя. Плачь.
Едва уловимый шёпот любимого мужчины врывается в меня свистящими снарядами и пробивает плотину. И я начинаю рыдать, хватаясь за его руки и плечи. Заливаю слезами и тушью серую ткань футболки. Громко всхлипываю и утыкаюсь носом в шею, вгрызаясь зубами в его загорелое плечо, чтобы не закричать в слух.
Артём не препятствует моей истерике и позволяет делать ему больно. Безостановочно гладит по пояснице, лопаткам, шее, рукам, плечам и голове, нашёптывая нежные слова. Покрывает лёгкими поцелуями мои лицо и шею. Зарывается в волосы и целует в макушку, а потом в висок.
Когда рыдания и крики иссякают, продолжаю тихо всхлипывать и жалостно скулить.
Северов находит мои губы и накрывает своими. Медленно и нежно обводит языком, втягивает в рот и томительно посасывает, пока их не начинает покалывать. Боль и обида уходит на второй план, когда он проскальзывает языком мне в рот и встречается с моим, сменяясь диким голодом и страстным желанием. Отвечаю на поцелуй, жадно всасывая его глубже. Скребу ногтями затылок. Мужская рука нетерпеливо раздвигает мне ноги и ложится на промежность, сжимая. Стону и подаюсь ему навстречу, накрывая ладонью эрекцию и стискивая пальцы на каменном стволе. Начинаю быстро двигать вверх-вниз, даже сквозь плотную ткань джинсов ощущая его опаляющий жар. Между ног становится горячо и мокро. Тёма щёлкает пуговицу и тянет вниз молнию. Просовывает руку под резинку белья и обводит набухший клитор. Без предисловий врывается в меня двумя пальцами и сразу задаёт бешённый темп.
Изо всех сил стараюсь расстегнуть его ремень, но ничего не выходит. Стону и выгибаюсь, подаваясь бёдрами навстречу его руке. Ещё несколько уверенно-умелых движений, и я рассыпаюсь калейдоскопом осколков, выкрикивая имя любимого человека.
На то, чтобы прийти в себя, отдышаться и сфокусировать ускользающий взгляд, уходит достаточно много времени. Артём тоже дышит тяжело и поверхностно. Растрёпанными мозгами понимаю, что и ему необходимо удовлетворение, но пальцы отказываются слушаться, когда снова пытаюсь расправится с пряжкой его ремня.
Парень тихо смеётся и прижимается губами к моему рту, обдавая резкими, короткими и обжигающими выдохами.
— Не сейчас, жадина. — рассыпается волнами его хрипловатый смех.
Он убирает мою кисть и вытаскивает свою руку из моих трусов. Подносит пальцы к губам и облизывает блестящую влагу. Вроде и не в первый раз так делает, но меня всё равно затапливает жаром и расползается румянцем на скулах.
— Эй, вы чего там зависли? — вбивается в наше завакуумированное безумие голос Арипова.